Гипсовый трубач. Однажды в России. Юрий Поляков

Чтение книги онлайн.

      – Да. Здесь и такое бывает… А вон, взгляните, старушка в кимоно. Спит. Народная артистка Саблезубова. Говорят, была любовницей самого Берии. Не завидую я Лаврентию Павловичу. А дальше, под пальмой, – внебрачная сноха Блока. Та еще штучка! Вы читали ее мемуары «Трепет незабываемого»?

      – Кажется, да… – смутился Кокотов: из этих лихих воспоминаний он позаимствовал для «Лабиринтов страсти» скрупулезное описание артистических свальных оргий.

      – С ней за столом – комсомольский поэт Верлен Бездынько, любимый ученик Асеева и Хаита. Помните:

      – Верлен? Странное имя…

      – Нормальное революционное имя. Верный ленинец. Сокращенно – Вер-лен. Это еще что! У нас в кинофонде служил бухгалтер Тромарлен Самуилович.

      – Не может быть!

      – Точно! Троцкий-Маркс-Ленин. Он это тщательно скрывал, и никто не догадывался, думали – редкое еврейское имя. Но меня-то не проведешь. Тромарлен мне всегда самые большие командировочные выписывал – за молчание…

      – Я не об этом.

      – А о чем?

      – Я про Ласунскую. – Кокотов снова посмотрел на старуху в тюрбане.

      – Да, мой друг, самая красивая женщина советского кино. «Норма жизни»! Стеша Колоскова. Из-за любви к ней застрелился генерал Битюков.

      – Боже, Вера Ласунская! – ахнул Кокотов. – А ведь какая была!..

      – А что ж вы хотите?! Старость, как справедливо заметил Сен-Жон Перс, – это сарказм Бога.

      – Но ведь ей сейчас…

      – Ну и что? К столетию Пушкина в степях отыскали ту самую калмычку… Помните, «Прощай, любезная калмычка…»?

      – Шутите?

      – Факт. Почитайте Бартенева!

      – Да я вроде читал…

      – Вроде – у Мавроди!

      Соавторы подошли к четырехместному столу у колонны. Там сидел миниатюрный старичок, похожий на внезапно состарившегося подростка. В отличие от своих соратников по закату жизни одет он был вполне современно: клетчатый пиджак модной расцветки, сорочка с высоким воротником, вишневый шейный платок… Однако при внимательном взгляде становилось ясно, что пиджаку с пуговицами, обтянутыми вытершимся бархатом, по крайней мере полвека. Просто мода, как известно, ходит по кругу, подобно ослу, привязанному к колышку.

      Ел старичок не казенной алюминиевой, а своей собственной ложкой – массивной, серебряной, с кудрявой монограммой на ручке. Рядом лежал сафьяновый футляр-складень, из отделений которого торчали еще вилка и нож.

      – А мы к вам! – радостно сообщил Жарынин. – Примете?

      – Конечно! – ответил старичок, звонко чеканя «ч». – Счастлив видеть! Милости прошу, Дмитрий Антонович!

      Голос у него оказался тоже какой-то полувзрослый.

      – Разрешите СКАЧАТЬ