Лина Костенко. Олег Кудрин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ еще запищит! Соседский сад был еще больше, такой старый, что днем смеркалось. Детям не разрешалось туда ходить, там был колодец, где “йшла киця по водицю, та й упала у криницю”. Мы, ясное дело, пробирались, заглядывали через колодязный сруб, хотели спасти кыцю. Все жило, шелестело, шуршало, тёхкало. Ежи ходили в дикой моркови. Аист, который принес меня, стоял высоко на одной ноге. Я умела имитировать его голос. Он отвечал <…> Моя свобода была – те сады. И речка моего детства – Днепр»[11].

      Когда детство вышло за пределы коляски, Лина оказалась девочкой пытливой, заводной, непоседливой. И непослушной – она все время старалась убежать. За это бабушка прозвала ее «шура-бура». (Это, наверное, та самая «шура-бура», которая «комарика з дуба здула» в шутливой народной песне. Впрочем, это выражение в Украине и вполне самоценное – от соседей, тюркского şurada-burada, что означает в зависимости от контекста «там и сям», «туда-сюда».)

      Один из таких побегов особо запомнился: «Однажды я прорвалась на улицу, годков мне было неполных пять. Взрослые за мной, но чем больше меня догоняют, тем дальше я бегу. Они просят остановиться, а я – изо всех сил. Выскочили ошалевшие кузины и тоже за мной. Кричат, зовут, а я уже к берегу подбегаю. Если б они остановились, может, и я остановилась. Но они в ужасе, что ребенок утонет, подходят ближе, протягивают руки, а я отступаю в Днепр. И когда вода доходит мне до шеи, я кричу: “Дайте мне свободу хоть здесь!”»[12]

      Днепр – как укрытие, как прибежище свободы. «Речка моего детства – Днепр». Великая река Украины, делящая ее надвое. И эти же две половины объединяющая. В воспоминаниях Лины у Днепра – особая роль. Вот зримо-яркая, многоцветная зарисовка: маленькая – три годка – девочка на берегу великой реки, днем и вечером:

      Дніпро, старенький дебаркадер, левино-жовті береги

      Лежать, на кігті похиливши, зелену гриву шелюги.

      В пісок причалює пирога.

      Хтось варить юшку, дим і дим.

      Суха, порепана дорога повзе, як спраглий крокодил.

      В Дніпрі купається Купава.

      Мені ще рочків, може, три.

      А я чекаю пароплава із-за трипільської гори.

      Моє нечуване терпіння іще ніхто не переміг,

      бо за терпінням є Трипілля,

      а за Черніговом – Черніг.

      Черніг страшний, він дуже чорний.

      Як звечоріє на Дніпрі,

      Черніг сідає в чорний човен і ставить чорні ятері.

      І ті корчі, і те коріння, розмите повінню з весни,

      і золотаве звечоріння в зелених кучерях сосни.

      І ті роки, що так промчали, і пароплав той, і гора…

      Це вже невидимі причали в глибокій пам’яті Дніпра[13].

      «Акварели детства» называется стих. Однако пейзаж здесь не просто по-детски ярок, но и философски по-взрослому глубок. Поток детских воспоминаний неотделим от «глубокой памяти Днепра», неторопливого его течения.

      Три кузины, Фрейд и д’Аннунцио

      А вот Лине – пять лет. И она уже не просто шура-бура, но шура-бура, умеющая читать!

      Буває часом дивне відчуття, —

      що СКАЧАТЬ