Русское слово в лирике XIX века (1840-1900): учебное пособие. Л. К. Граудина

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ события. Однажды Тютчев самокритично написал о себе, что он носит в себе «это ужасное свойство, не имеющее названия, разрушающее всякое равновесие в жизни, эту жажду любви…». Как свидетельствовал родственник Елены Денисьевой, Георгиевский, поэт сумел вызвать в ней не просто сердечный отклик, а «такую глубокую, такую самоотверженную, такую страстную любовь, что она охватила и все его существо, и он остался навсегда ее пленником»[71]. Светскими приличиями и общепринятым укладом семейных отношений в обществе того времени Е.А. Денисьева совершенно пренебрегала. Но, будучи религиозной, глубоко переживала все коллизии, связанные с теми тягостными внешними обстоятельствами, которыми сопровождались их отношения.

      Особое восприятие стихотворного текста интимной лирики Тютчева создавалось не только благодаря смене точек зрения и употреблению пластов лексики из разных стилистических источников. Основная ткань лирических произведений создавалась с помощью специальных художественных приемов – тропов, сравнений, эпитетов, стилистических фигур. Это были те единицы изобразительного синтаксиса и поэтической семантики, с помощью которых поэтом достигался необходимый модальный фон.

      Например, в качестве экспрессивного средства Тютчев широко использовал повторы и параллелизмы. Так, «при описании трагического горя, сквозящего в чертах любимого лица… Тютчев ограничивается прилагательным такой: «Такое слышалося горе! Такая страсти глубина!», и мы уже не читаем стихи, а слышим живой человеческий голос…»[72]. Точно то же сильное впечатление оставляют повторы в стихотворении «Есть и в моем страдальческом застое…»:

      О,господи, дай жгучего страданья

      И мертвенность души моей рассей:

      Ты взял ее, но муку вспоминанья,

      Живую муку мне оставь по ней, —

      По ней, по ней, свой подвиг совершившей,

      Весь до конца в отчаянной борьбе,

      Так пламенно, так горячо любившей

      Наперекор и людям и судьбе, —

      По ней, по ней, судьбы не одолевшей,

      Но и себя не давшей победить,

      По ней, по ней, так до конца умевшей

      Страдать, молиться, верить и любить.

      Лексический четырехчлен в заключении (страдать, молиться, верить и любить) усиливает впечатление звуковой, ритмичной гармонии стиха, поражающего не только силой выраженного чувства, но и своей музыкальностью, своей красотой.

      Литературовед Л.В. Пумпянский отмечал: «Замечательной чертой поэзии Тютчева является обилие повторений, дублетов. Их роль в его творчестве так велика, что без этого небольшое количество его стихотворений, при внимательном анализе суживается еще, оказывается системой, слагающейся из немногих тем…»[73] Нельзя не заметить и неожиданных метафор Тютчева, и ярких запоминающихся антитез. Так, о «непостижимом этом взоре, / Жизнь обнажающем до дна», поэт сказал:

      Дышал он грустный, углубленный

      В тени ресниц ее густой,

      Как наслажденье, утомленный

      И как страданье, роковой.

      Подытоживая лирику денисьевского цикла биограф Тютчева К.В. Пигарев СКАЧАТЬ