Гармония – моё второе имя. Анатолий Андреев

Чтение книги онлайн.

      Герман, конечно, не видел никакого дыма; Гуся «сдал» Учителю (который и поделился информацией с Германом) все тот же Пенициллин, Пеня, получавший, кажется, особенное удовольствие от зрелища казни. Но эта новость поразительно отрезвила Кузнечика.

      – Сейчас извинишься за клевету перед всем классом – или пойдешь на ковер к Маргарите. Элеонора…

      – Георгиевна.

      – Да, Георгиевна, я думаю, еще к родителям твоим зайдет. Выбирай.

      – Я извинюсь.

      – Громко, четко, передо мной и перед Элеонорой Георгиевной.

      – Я извинюсь.

      Герман потушил пламя в глазах, вошел в класс и, как ни в чем не бывало, сказал:

      – Сонечка – проститутка только формально, надеюсь это всем понятно? На самом деле она принимает страдании за униженных и оскорбленных. Я хочу, чтобы мы разобрали с вами сегодня такой момент: отчего Раскольников признался в своем преступлении прежде всего ей? Это во-первых. И во-вторых: в чем, собственно состояло преступление Родиона Романовича? Уголовный аспект преступления ясен. Но только ли в нем дело? Не совершил ли Родион Романович еще и философского преступления?

      На мгновение зависла тишина. Маша подняла руку, встала из-за парты и детским голосом, заставлявшим отчего-то обращать внимание на ее грудь, спросила:

      – А Достоевский может научить нас тому, как стать счастливыми?

      В ту же секунду в класс ввалился с действительно зеленоватым лицом Павел Кузнечик и громким голосом покаянно произнес:

      – Это я виноват.

      – В чем ты виноват, Павел?

      Теперь Герман Львович без колебаний брал реванш. Грубо, цинично, сполна.

      – В том, что оклеветал. Вас и Элеонору Георгиевну. Приношу свои извинения.

      – И все же: расскажи, что ты видел. Народ изнывает от любопытства.

      – Я ничего не видел. Это мне Пенициллин лапшу на уши навешал.

      Класс, который еще несколько минут назад готов был насладиться унижением Германа Львовича, теперь дружно загудел против раздавленного Гуся.

      Герману расхотелось вести урок дальше. И дело было вовсе не в Гусе. Что Гусь? Всего лишь деморализованное забитое существо, которое, кстати, и вины-то за собой никакой не чувствовало. Его застукали на месте преступления – он и лапки кверху; а не застукали – ходил бы гусем. Это тебе не Раскольников…

      Перед Германом на задних лапах сидела молодая энергичная стая, которую укрощать надо было не рассуждениями, а волей, проистекавшей из абсолютной уверенности в своей правоте. Они верят только твоему чувству правоты. А вот с этим у Германа, кажется, намечались большие проблемы. Чему их учить? Тому, что вина, по Достоевскому, искупляется страданием? Тому, что счастья, не исключено, вовсе нет, а есть покой и, возможно, воля?

      Тут же растеряешь весь свой авторитет, который три месяца зарабатывал по крупицам.

      В СКАЧАТЬ