Сны о Чуне. Дмитрий Воденников

Чтение книги онлайн.

      Чуня слепнет

      Чуня слепнет (я лечил ее пять лет от «синдрома сухого глаза», а потом врач Вера Владимировна сказала, что с синдромом все хорошо, его нет, зато есть старческая слепота), Чуня глохнет (особенно ко- гда не хочет слышать то, что не хочет слышать), Чуня даже недавно почему-то в первый раз за всю свою жизнь не вышла на звонок домофона (видно, крепко спала, я даже проверил, не померла ли; нет, не померла), Чуня не в себе, меня зато цепляют вещи. То ли пытаются удержаться, то ли хотят удержать.

      Вот недавно. Подошел включить компьютер, включил его, пошел прочь – круглая ручка выдвижного ящика письменного стола захватила прореху на джинсах, рванулась за мной, оказался привязанным. Прореха расползлась еще больше. Вещи не лгут. Цепляются за тебя, не дают уйти.

      Двадцать три года назад у меня умирала бабушка: инсульт. (Она Чуню так и не увидела: я завел ее, когда переехал в бабушкину освободившуюся квартиру, и то лет через десять.) Я пришел к ней в больницу и не знал, что говорить. Я каждый день приходил, и каждый день не знал.

      – Что так просто сидеть? – сказала в один из этих солнечных дней раздраженная тетка (она пришла навещать свою разбитую инсультом родственницу). – Помыть ее надо! Надо принести шампунь, растворить в воде, взять губку, помыть, потом протереть другой губкой.

      Я не знал, как я могу мыть свою бабушку. Да она бы и не позволила. Бабушка была профессором, выпустила в советские времена книгу (тут важно, что в советские: тогда книги абы как не выходили), книга сразу стала бестселлером в области туберкулезной рентгенологии и быстро пропала из продажи. Но и без всякой книги к бабушке было не подступиться, у бабушки был ужасный характер: она могла так коротко сказать обидное, что ты потом помнил обиду долгие годы. «Что я тебе сказала? Почему вы такие обидчивые?» – спрашивала тогда она. Прошли годы, а многие свои обиды я помню до сих пор.

      В общем, бабушке мы наняли медсестру. Чтоб она ее мыла, приходила несколько раз в день, следила за ней.

      – М-м-м-м-м, – говорила бабушка. – М-м-м- м-м-м.

      – Баб Саша, чего ты хочешь? – спрашивал я. – Принести чего-нибудь в следующий раз? Может, ты хочешь йогурт?

      «Иди!» – говорила бабушка жестом. Одна рука у нее двигалась.

      Бабушку раздражали наши жалкие потуги. Ей было досадно, что у нее отняли ее дар: говорить неприятное. Бабушка хотела умереть.

      И однажды я к своей бабушке опоздал, как потом опоздал и к ее смерти: я только вернулся в тот последний день домой от нее, а мне позвонили и сказали, чтоб я ехал обратно. Но сейчас она еще была жива – мне надо было перед больницей заехать в одно место, забрать книгу. Евгений Евтушенко как раз выпустил толстенный том «Строфы Века». В него вошли 875 авторов. Был среди этих 875-ти и я.

      Ну вот я и приехал, нагруженный толстым томом и еще какой-то чепухой, вошел в палату, задал дежурные вопросы (с неестественно оптимистичным лицом), бабушка что-то промычала, а так как говорить с неговорящим человеком трудно, я сказал, чтоб как-то занять паузу: «Вот ездил забирать книгу. СКАЧАТЬ