– Ах, боже мой, что ты, оглохла, что ли?.. я спрашиваю тебя, зачем ты уселась у окна?
– Да отчего же мне не сидеть тут?
– Хоть бы занялась чем-нибудь.
– Да чем же мне заняться, маменька?
– Чем? – проговорила Олимпиада Игнатьевна, – ну, коли нет никакой работы, хоть бы чулок вязала. Все занятие.
Затем последовало молчание.
Дождь продолжал стучать в стекла. Наташа еще раз зевнула.
Олимпиада Игнатьевна, глядя на нее, также зевнула и прошептала со вздохом:
– Ах, боже мой!.. Ах, господи, боже мой! – и перекрестила свой рот.
Через минуту она снова обратилась к Наташе:
– Да что это ты зеваешь беспрестанно, Наташа?
– Скучно, маменька.
Олимпиада Игнатьевна печально покачала головой.
– В твои лета мы не умели и не смели скучать, – проворчала она. – Так ты скучаешь с матерью?
На глазах Олимпиады Игнатьевны показались слезы. Она, подобно многим барыням, владела искусством вызывать слезы при всяком удобном случае.
Наташа хотя и привыкла к такого рода слезам, но, несмотря на это, считала обязанностию в таких случаях бросаться к маменьке, утешать ее и целовать ей ручки.
– Маменька, душенька! что это вы! полноте! Как вам не стыдно!.. Мне так просто скучно, я сама не знаю отчего, а с вами, маменька-с, как это можно! с вами мне никогда не скучно.
На слова Наташи Олимпиада Игнатьевна улыбнулась с приятностию, хотя вполне была убеждена, что Наташа лжет и что она скучает с нею.
– А который час, Наташа?
Наташа побежала в соседнюю комнату, в которой тяжело шипели стенные часы.
– Половина седьмого, маменька-с, – закричала она.
– Ну, коли половина седьмого, так вели Марфутке собирать к чаю да позови эту негодницу Феньку… Где она там это бегает, скверная девчонка?
Олимпиада Игнатьевна вздохнула. Она каждое слово сопровождала или вздохом, или легким стоном.
Явилась Марфутка, распространяя в комнате запах коровьего масла, которым она мазала волосы. Марфутка собрала все, что следует, к чаю. За Марфуткой явился Ларька, низенький и пожилой мальчишка, в грязных сапогах, в которые были заправлены синие кумачные панталоны, – и поставил на стоп нечищеный самовар. Вслед за Ларькою показалась двенадцатилетняя девчонка Фенька, обстриженная под гребенку, в тиковом платье с талией под мышками и в башмаках на босую ногу. Фенька неотлучно находилась при барыне для посылок и, стоя у дверей, вязала обыкновенно толстый и засаленный чулок, а иногда дремала, прислонясь к стене, но и во сне все-таки шевелила спицами. Олимпиада Игнатьевна побранила Феньку, объявила ей, что если она вздумает еще раз убежать, то она ее, как собачонку, привяжет на веревку к двери, и в заключение прибавила, что уж здоровья ей нестает СКАЧАТЬ