княжескую казну. По крайней мере поставленные ими служители Божественной Юстиции не стеснялись обращаться иногда к своим монархам с такого рода предложениями. «У нас, – писал в 1661 году линдгеймский амтман своему высокородному повелителю, – снова стало замечаться ведовство, чем население очень встревожено. И обыватели говорят, что если только их государю угодно будет попалить ведьм, то они охотно возьмут на себя расходы на дрова, равно как и прочие издержки. И государь тут мог бы выручить столько, что этого бы хватило на перестройку моста и церкви. Да, сверх того, еще осталось бы денег, так что государевым служителям можно было бы дать прибавку к жалованью, ибо, по-видимому, этою язвою заражены целые семьи, и притом такие, с которых есть что взять». Строгое требование закона, чтобы во избежание возможной мести со стороны адской силы суд ни под каким видом не открывал обвиняемым в ведовстве имен показавших на них свидетелей, делало затем из каждого следствия по ведовским делам очень удобное средство для сведения всевозможных личных счетов. Муж, желавший отделаться от постылой жены, жена, приревновавшая мужа к разлучнице, родственники, соскучившиеся долго ждать наследства, протестантский пастор или католический ксендз, косо смотревшие на присутствие среди их паствы лиц иной веры, не признававших их авторитета, и вообще всякий человек, которому вместе с другим на свете казалось тесно, – все поддавались нередко искушению избавиться от неудобных для них людей при помощи столь безопасного и столь действительного орудия, как тайный донос в «ведовскую комиссию». «О чародействе, – писал в 1589 году в своей памятной книге кельнский думский советник Вейнсберг, – я по своему разумению судить не берусь: да и люди, как я слышу, толкуют об этом по-разному. Одни совсем этому не верят, считают фантазией, воображением, безумством, басней, негодной выдумкой. Другие, ученые и неученые, этому верят, основываются на Св. Писании, и написали и напечатали об этом много книг. Богу одному, думаю я, это вполне известно. Но от старух и от ненавистных людей нельзя скорее и проще отделаться, чем таким путем и порядком». Закон, положим, предусматривал подобную опасность и воспрещал судам придавать какое-нибудь значение показаниям, исходившим от «смертельного врага» оговоренного лица. Но, как мы уже говорили, не одни открытые, «смертельные» враги оказывались способны на попытку своими оговорами довести человека до застенка, откуда не было другого хода, как на костер. «Доносам нет конца, – с отчаянием восклицал один из видных протестантских пасторов в конце XVI века. – Мне самому зятья клевещут на тещ, жены на мужей, мужья на жен…»
Но, сделав эту оговорку, мы должны будем затем решительно отстаивать всякую возможность подобного мелко-материалистического толкования причин исследуемого нами явления. В истории двухвекового жестокого гонения на ведьм мы тщетно стали бы искать какого бы то ни было отзвука борьбы классовых интересов, которая по известной формуле служит ключом к уразумению всей истории человечества.
СКАЧАТЬ
