Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972. Антология

Чтение книги онлайн.

      Едва Гигантов звон чугунный

      Замрет, на piazza, в вышине —

      Как снова полночь в зыби лунной

      Струит свой яд – и горе мне!

      Я жду в томленьи необорном

      И тот же ясно вижу сон…

      -– —

      Идет, идет, под маской, в черном,

      Она идет из‐за колонн.

      Дает мне – тайно – знак условный.

      Проходит. Ждет. И мы – идем.

      Украдкой – поцелуй бескровный…

      Piazzetta. Гондола. Плывем.

      Опять колышет веер звездный

      Волну и черную любовь.

      И мы плывем – плывем над бездной,

      И сердце слышит – смерть и кровь!

      Глядит безумными глазами

      Ее безумная мольба.

      И гондольер стоит над нами,

      И нем, и властен, как судьба.

      Как гробы – мертвые palazzo.

      Канал – в забвенье вечный путь.

      О, сладко, сладко целоваться

      И тихо никнуть к ней на грудь!

      —

      «Скорей! скорей!» В железной дверце

      Ключа чуть звучен легкий щелк.

      «О милый! милый!» Слышу в сердце

      Ее шуршащий черный шелк.

      Ступени. Зал. И лунных прядей

      В холодном мраморе игра.

      Подвески люстр горят в мириаде

      Лучистых искр из серебра.

      Опять! «О, нет! не бойся, милый!»

      В пустынном зале – черный гроб.

      Целует нежно и уныло

      Луна высокий строгий лоб.

      В груди – я вижу ясно-ясно! —

      Мерцает сталью рукоять.

      И он, мертвец, одетый в красном,

      Он дышит, медленно… опять!

      «О, нет! его не бойся, милый!

      Он будет мертвым до утра».

      Влечет. Нейти за ней – нет силы!

      А в белом мраморе игра.

      И холодней, чем мрамор белый,

      Ее влекущая рука.

      Пылай, мой сон оледенелый!

      Сжигай, ты, смертная тоска!

      —

      За дверью – спальня, в черном крепе.

      В окне – луна и тишина.

      И тишина душна, как в склепе.

      И смерть со страстью сплетена.

      Ах, знаю: вновь не снимут маски

      Любовь и тайна до утра!

      И вновь в холодном теле ласки

      Как пламя ярое костра.

      Ах, знаю! знаю! длится то же,

      И сердце слышит – смерть и кровь.

      На пышном красном лунном ложе

      Пылает черная любовь.

      А рядом, в зале, за стеною,

      В гробу, и в красном – он, мертвец.

      «Нет! нет! Не встанет под луною!»

      И смутно брезжит наконец!

      Но лишь последнему объятью

      Я отдаю последний стон —

      В дверях, с погрудной рукоятью,

      Стоит – из гроба красный сон!

      О, кто-то слышит, верно, где-то

      Тогда двойной мгновенный крик!

      -– —

      Лежу. На piazza. Муть рассвета.

      День подымает синий лик.