– Сдавайся! – повторила Конни.
– «Уходи, крошка»!
Конни состроила гримасу.
– Это не Элвис, дубина! Это Стив Лоуренс. Сдавайся!
– «Не подходи».
– Сдавайся.
Поморгав глазами, чтобы смахнуть заливавший их пот, Гарри с недоумением уставился на Конни. Никогда раньше не чувствовал он себя более полным идиотом. Между Конни и маньяком что-то происходило, установилась какая-то необъяснимая связь, но что именно и что за связь, Гарри никак не мог взять в толк.
– «Мне все равно, если солнце погаснет».
– Сдавайся!
Вдруг Гарри осенило, что «Сдавайся» было названием одной из классических песенок Элвиса.
– «Не подходи».
Очевидно, это было название другой песни Элвиса.
Конни тихо скользнула в один из проходов и скрылась с глаз Гарри.
– «Сейчас или никогда».
– «А что же мне сказать?»
Где-то из глубин лабиринта Конни откликнулась названием еще двух песен Элвина:
– «Сдавайся», «Я умоляю тебя».
– «Мне так тяжко».
После короткого молчания Конни ответила:
– «Скажи мне, почему».
– «Не спрашивай меня об этом».
Они явно общались друг с другом. Названиями песен Пресли. Словно участвовали в каком-нибудь телевизионном шоу-игре, где за правильные ответы участник не получал ничего, а за неправильные мог понести непредвиденные потери.
Согнувшись в три погибели, Гарри скользнул в другой проход. Ткнулся лицом в расставленную пауком сеть. Смахнув ее, углубился в охраняемую манекенами густую тень.
Конни снова вернулась к уже не раз звучащему названию:
– «Сдавайся».
– «Не подходи».
– «Тебе одиноко сегодня?»
После короткой паузы преступник произнес:
– «Одинокий мужчина».
Гарри все еще никак не мог сообразить, откуда шел голос. Пот лился с него градом, клочья тонкой паутины застряли в волосах и щекотали уши и лоб, во рту был такой привкус, будто он языком вылизал пестик лабораторной ступки Франкенштейна, но самое главное – его не оставляло ощущение, что из мира действительности он переместился в кошмарное сновидение наркомана.
– «Расслабься», – посоветовала Конни.
– «Мне так тяжко», – снова пожаловался маньяк.
Гарри понимал, что неожиданные кренделя и повороты этой странной погони не должны сбивать его с толку, ни в коем случае нельзя было забывать, что жили они в девяностые годы двадцатого столетия, эпохи воинствующего безумия, когда странное и причудливое сделалось настолько обыденным, что требует нового определения нормы сознания. Теперь, СКАЧАТЬ