Русский апокалипсис. Виктор Ерофеев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ на Зееловских высотах, Красная Армия на пятый день операции приступила к штурму Берлина; уже на следующий день завязались уличные бои. Уши американского посла горели.

      – Таковы факты, – заключил Сталин. – Если вы мне не верите, пойдемте в наш архив, я покажу вам генштабовские карты того времени.

      – Нет, – смущенно ответил американский посол. – Я вам верю, господин генералиссимус. Спасибо.

      Поджарый Беделл Смит был побежден. Сталин развивал победу. Теперь он выступал как последовательный защитник целостной Германии.

      – Посты вокруг Берлина мы снимем. Это технический вопрос. Но вы снимете вопрос о расколе Германии.

      Послы (с усмешкой заметил мне отец) вежливо, но изо всех сил упирались.

      – Нейтрализация Германии, – не выдержал я, – означала бы для Запада полную катастрофу!

      Моя агрессивность насторожила отца. Я прикусил язык.

      – Ну, это да, – раздумчиво согласился отец, словно рассматривая шахматную партию. – Но все же Сталин ошибся.

      – В чем?

      – Сталин продвигал де Голля, поддерживал идею величия Франции. Он знал, что де Голль терпеть не может американцев. Надо было идти на более тесный союз с Францией. Де Голль хотел Рейнскую область. «Если бы Франция ее получила, Аденауэр стал бы моим заклятым врагом», – сказал мне де Голль в свое время.

      Суперсталинская критика Сталина с расчетом на то, что апокалиптический, смертельно раненный зверь капитализма отползет на Британские острова, показалась мне тем более интересной, что отец в 1990-е годы, в отличие от многих других ветеранов советской дипслужбы, включая барского покойника с колодкой орденов, сделал в отношении России свой антикоммунистический выбор.

      – Но де Голль все равно высоко ценил Сталина, – добавил отец. – Когда в 1956 году мы с послом Виноградовым посетили его, речь зашла о репрессиях. Он сказал: маленький человек делает маленькие ошибки, а большой – большие.

      Возникла галлюцинация отцовского разорванного зрения. Отец не мог посмотреть на события изнутри и издалека, новые знания не монтировались с синхроном – впрочем, он как-то честно признался мне в этом. Но логика де Голля, вызвавшего русских дипломатов под предлогом консультации по своим мемуарам, с тем, чтобы разобраться в секретном докладе Хрущева, до сих пор мне кажется отвратительной. Или ты – Ницше, или – слуга народа: Европа создана на этом разделении ролей.

      Меня же как раз устраивал Ницше. Чем больше мой отец сомневался в Сталине, тем больше Сталин начинал меня интересовать. Я не хотел играть с его образом, как это делали соцартисты, но в тот момент европейской культуры, когда художник стал интереснее своих произведений, когда он их собою подменил, Сталин оказался могучим предтечей этого поворота. Человеческий материал превратился в основу его инсталляций.

      – Почему именно Молотова на Западе называли Мистер Нет? – спросил СКАЧАТЬ