Если буду жив, или Лев Толстой в пространстве медицины. Владимир Порудоминский

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ style="font-size:15px;">      Он добивается переэкзаменовок, осенью 1844-го 16-летний Лев Толстой – студент Казанского университета. Осенью 1845-го он переводится с восточного факультета на юридический. Еще через год и семь месяцев, весной 1847-го, не выказав особых успехов в учении, вообще подает прошение об увольнении из университета. Лев Николаевич – единственный из четырех братьев Толстых, не получивший высшего образования.

      Некоторые преподаватели находят в нем способности, но он не в силах заучивать, а затем повторять то, что сам не осмыслил, не уяснил. В поисках биографии для Нехлюдова, героя «Воскресения», Толстой в черновой рукописи романа напишет: Нехлюдов потому по своей воле вышел из университета, что «выучивание лекций о предметах, которые не решены, и пересказывание этого на экзаменах не только бесполезно, но унизительно». Унизительно! Разговор все о том же – о насилии. О насилии в образовании: не в образовании школьном или высшем (об этом Толстой тоже не раз будет говорить, писать, спорить) – в образовании личности.

      Семинарист Поплонский в самом деле вывел о своем ученике Льве «совершенную правду»: и не может и не хочет. Не может учиться тому, чего не хочет, и не хочет учиться тому, чего не может освоить, потому что предметы эти им самим не обдуманы, «не решены».

      Это у него до конца дней.

      В старости, подводя итоги, он скажет: «Я всю жизнь учился и не перестаю учиться, и вот что я заметил, ученье только тогда плодотворно, когда отвечает каким-нибудь моим запросам».

      Зимой 1870-го – уже напечатана «Война и мир» – Лев Николаевич, в ответ на свои «запросы», решает изучать древнегреческий. Через две недели («невероятно и ни на что не похоже» – не без гордости докладывает Фету) уже прочитал без словаря Ксенофонта, читает Гомера. «Живу весь в Афинах. По ночам во сне говорю по-гречески». Софья Андреевна пишет с некоторым неодобрением: «Просиживает дни и ночи. Видно, что ничто его в мире больше не интересует и не радует, как всякое вновь выученное греческое слово и вновь понятый оборот».

      Десятилетие с лишком спустя, осенью 1882-го (ему пятьдесят четыре), берется за древнееврейский. Язык необходим для исследования Библии. Ученый раввин, его наставник, поражается быстроте и глубине освоения материала Толстым. Жена опять недовольна: «Левочка – увы! – направил все свои силы на изучение еврейского языка, и ничего его больше не занимает и не интересует. Нет, видно, конец его литературной деятельности, а очень мне это жаль».

      Литературной деятельности – не конец. Впереди – «Холстомер» и «Смерть Ивана Ильича», «Крейцерова соната» и «Отец Сергий», «Воскресенье» и «Хаджи-Мурат». Но у Софьи Андреевны для него свой план жизни. А для Толстого с детства мучительно, когда его «насильно втискивают» в чужие, не им самим выношенные и выболевшие планы.

      Музыкант А.Б. Гольденвейзер заносит в дневник 1 февраля 1901-го: «Лев Николаевич начал месяца два-три назад учиться голландскому языку, а сейчас уже довольно свободно читает, – это на семьдесят третьем году!»

СКАЧАТЬ