Аномалии личности. Психологический подход. Б. С. Братусь
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Аномалии личности. Психологический подход - Б. С. Братусь страница 50

СКАЧАТЬ полюса до чеховского. Кроме того, не будем забывать, что речь не о точке нахождения героя, а о линии его движения (точнее – переплетении, сплетении линий). В этом плане Чехов, по преимуществу, – мастер отображения начинающейся, становящейся, таящейся («тихой») завязки. Шекспир – окончательной, неотвратимой («громкой») развязки.

      Взаимосвязь этих моментов можно проиллюстрировать, посмотрев с позиции культурно-исторической перспективы на те же пьесы А. П. Чехова, особенно если в мысленном эксперименте попытаться продолжить, представить судьбу персонажей за рамками сцены – тем более что мы хорошо знаем, что в дальнейшем случилось с прототипами этих персонажей, с так называемой «чеховской интеллигенцией», спустя полтора-два десятка лет после обсуждаемых театральных постановок. Заметим при этом – Чехов, на самом деле, не очень-то жаловал «чеховскую интеллигенцию», что видно из его художественных текстов, пьес, но особенно из публицистики. Он считал, что образованное общество не выполняет своей главной роли – подвижнического служения культуре и просвещению, расточая себя долгими обедами, пустыми разговорами и прожектами[172]. Это состояние упадка духа могло казаться современникам застывшим, «вечным», но на деле было движением, завязыванием, складыванием предпосылок величайших трагедий XX века, перед которыми меркнут любые сценические страсти. Не успевшие постареть, прототипы чеховских героев были ввергнуты в одночасье в войны, революции, гражданскую междоусобицу, стали жертвами большевистского террора, репрессий, концлагерей, и лишь немногие уцелели. Как эпитафия целому исчезнувшему строю звучат слова Александра Блока: «Затопили нас волны времен, и была наша участь мгновенна». Такова оказалась шекспировская развязка чеховской завязки[173].

      Возвращаясь к основной теме нашей книги, добавим, что случаи психологической патологии, аномального развития личности тоже являют драмы человеческой жизни со своими завязками и развязками – тихими и громкими, чеховскими и шекспировскими. В этом плане разработка метода анализа клинических данных и историй болезни, который будет представлен в главе IV, может рассматриваться как инструмент выявления типичных сценариев, ведущих к тем или иным вариантам развития личности. Как не вспомнить здесь предложение Л. С. Выготского строить психологию личности в терминах драмы или слова А. Н. Леонтьева, найденные в его дневнике и опубликованные после смерти: «Психология личности есть психология драматическая.

      Почва и центр этой драмы – борьба личности против своего духовного разрушения. Эта борьба никогда не прекращается. Суть в том, что существуют эпохи ее заострения…»[174]

      Вот почему, с одной стороны, самые главные опорные вопросы – о смысле жизни, любви, добра, зла и т. п. – требуют таких больших внутренних усилий человека в поисках ответа на них, а с другой стороны, сами эти ответы, если они, наконец, найдены, часто кажутся стороннему наблюдателю неопределенными, малозначимыми СКАЧАТЬ

<p>172</p>

В конце параграфа мы, в другом контексте, вернемся к этим взглядам А. П. Чехова, остающимся актуальными и в наше время.

<p>173</p>

Для полноты отметим, что помимо духовного уныния и упадка в завязывании трагедии сыграл роль и противоположный перехлест тогдашней образованной публики: склонность к духовной прелести, воспарению, экстазу, мистике. И в том, и в другом уклонах исчезала, отсутствовала реальность, духовное трезвение, опора. У свидетеля того времени – философа Федора Степуна мы читаем: «На реальные запросы жизни передовая интеллигенция отвечала не твердыми решениями, а отвлеченными идеологиями и призрачными чаяниями. Социалисты чаяли „всемирную социальную революцию“, люди „нового религиозного сознания“ – оцерковление жизни, символисты – наступление теургического периода в искусстве, влюбленные – встречу с образом „вечной женственности“ на розовоперсной вечерней заре. Всюду царствовало одно и то же: беспочвенность, беспредметность, полет и бездна» (Степун Ф. Бывшее и несбывшееся. Нью-Йорк, 1965. С. 321; см. также: Братусь Б. С. Психология. Нравственность. Культура. М., 1994).

<p>174</p>

Приведя эти замечательные слова, я подумал, что, учась на факультете психологии МГУ им. Ломоносова, где А. Н. Леонтьев был деканом, а затем работая под его непосредственным руководством на кафедре общей психологии, бывая на его лекциях, выступлениях и много раз встречаясь, должен признаться – не помню, чтобы слышал от него подобные решительные суждения о духовности и борьбе за нее как главном стержне личности. Может быть, здесь мы невольно касаемся драматической психологии личности самого Алексея Николаевича: невозможности ему, как официальному лидеру советской психологии, свободно и широко развивать, реализовывать то, что не согласовывалось с тогдашней коммунистической идеологией. Что касается приведенной записи, то она была сделана 8 августа 1974 года в подмосковном поселке писателей «Красная Пахра» (Леонтьев А. Н. Из дневниковых записей // Леонтьев А. Н. Избранные психологические произведения в 2 т. Т. II. М., 1983. С. 241). В начале этой записи стоит: «Очень важный разговор с Т.», и дальнейшие рассуждения – отклики, полемика, отголоски этого разговора. «Т.» – это писатель Владимир Тендряков – сосед Леонтьева по даче в «Красной Пахре». Они порой прогуливались летом по окрестностям и вели долгие беседы. Доверительные, глубокие, сокровенные (см.: Тендряков В. Ф. Проселочные беседы // А. Н. Леонтьев и современная психология. Сборник статей памяти А. Н. Леонтьева. М., 1983).