Название: Аномалии личности. Психологический подход
Автор: Б. С. Братусь
Издательство: Никея
Жанр: Прочая образовательная литература
isbn: 978-5-91761-944-6
isbn:
То, что сознание, общение, аффекты в его поздних работах начинают занимать все более важное место, стало одной из внутренних причин его расхождения с ближайшим учеником и соратником – А. Н. Леонтьевым и созданной последним харьковской исследовательской группой. Один из ведущих участников этой группы П. Я. Гальперин так в частной беседе определял суть отличия: «Разница между нами и Выготским в том, что у него все совершается в сознании, а у нас в деятельности» (сообщение Н. Н. Нечаева автору от 03.12.11). А вот так вспоминал сам А. Н. Леонтьев: «1931–1932 гг.: рождается харьковская школа. Внутренняя расстановка в школе Выготского была драматична. Конфронтация двух линий на будущее. Моя линия: возвращение к исходным тезисам и разработка их в новом направлении. Исследование практического интеллекта (=Предметного действия). Известное место „Фауста“ Гете: дело не в этом. Общение – демиург сознания? Общение – демиург значения? Какая подпочва? Если не все дело в „деле“? Линия Выготского: аффективные тенденции, эмоции, чувства. Жизнь аффектов: отсюда поворот к Спинозе. Я: практика…»[145]
Основной ошибкой Леонтьев считал то, что для Выготского «практическая деятельность продолжала казаться чем-то, что только внешним образом зависит от сознания…»[146]. Этим определялось, по мнению А. Н. Леонтьева, что концепция Л. С. Выготского хоть и «была оригинальной, новой, но это новое оставалось внутри старого!»[147]. И этим старым и ошибочным был «словоцентризм системы»[148] вместо четкой ставки на «дело», которую Леонтьев тогда считал в отношении психологии «новой» линией.
При этом Леонтьев, конечно же, не игнорировал роль слова, но рассматривал его скорее как знак, порожденный делом (читай – деятельностью, шире – марксовым социальным бытием). В том же тексте ясно сформулировано: «В начале было дело (затем стало слово, и в этом все дело!)»[149]. Причем Выготский эту форму как будто бы вполне разделяет. Во всяком случае примерно так она дана в работе «Орудие и знак в развитии ребенка» (1930), но уже там проступает иной оттенок, нежели в решительным леонтьевском замыкании на деле: «Если в начале развития стоит дело, независимое от слова, то в конце его стоит слово, становящееся делом. Слово, делающее человека свободным»[150].
Ясно, что в реальной психологии развития путь к свободе[151] пролегает через дебри достаточно жестких условий, которые ставит биологическая и психофизиологическая природа человека (см. § 3 гл. II и гл. III), внешние культурно-исторические предпосылки и перипетии и т. д. Приведенные слова Выготского как раз, на наш взгляд, о векторе, последовательности становления личностного начала в человеке через обретенное (постоянно обретаемое) СКАЧАТЬ
144
145
146
147
Там же.
148
Там же. С. 23.
149
Там же. С. 40.
150
151
Не углубляясь в проблему свободы как центральной, сущностной для понимания личности (см. § 2 гл. I), напомним, что Маркс (ранее Спиноза и Гегель) исходил из представлений о свободе как познанной, осознанной необходимости. После идеологизации и канонизации марксизма это стало общеобязательным постулатом в советской науке. Однако, как показали Н. А. Бердяев и Б. П. Вышеславцев, свобода как высшая категория не может быть функцией нижележащей – необходимости. Кроме того, у Спинозы речь прежде всего о натурфилософии, о «познавательном отношении», об открытии закономерностей (необходимостей) природы, натуры, знание (познание) которых делает нас осознанными и – тем самым – освобожденными от их принуждений и действий, например, способными осознанно и свободно избегать и использовать их. Маркс, по мысли С. Л. Воробьева, совершает подмену, перенося этот взгляд с «познавательных отношений» на социальные, общественные, личностные, даже духовные. Открывая, как ему казалось, законы общества, он стал подразумевать подчинение им как объективную необходимость. Затем это было подхвачено и реализовано на практике большевиками. Вспомним слова Ленина: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно». И другие – столь же распространенные при советской власти: «Идея, овладевшая массами, становится материальной силой». Далее – эта навязанная «массам» идея принимается как единственно верная, после чего остается лишь поставить всех перед следующей дилеммой: или этой силе (возглавляемой, естественно, большевиками) надо подчиниться добровольно, осознанно, т. е. «свободно», или она сметет, сотрет всех, кто станет на ее пути. Цепочка эта – отнюдь не абстрактное умозрение, она была въяве реализована недавней историей коммунизма в XX веке, которая застронула не только множество конкретных людей, но целые сословия и народы, не говоря уже о трагических деформациях культуры и науки, в том числе и психологии (см.: Братусь Б. С. Русская, советская, российская психология. М., 2000; Христианская психология в контексте научного мировоззрения / Под ред. проф. Б. С. Братуся. М., 2017).