О вере, неверии и сомнении. Митрополит Вениамин (Федченков)

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Лавры св. Александра Невского; с чемоданом я вошел в «священную сень» Духовной академии[20]. Хорошее было время.

      С чем, с каким багажом веры приехал я сюда? Нужно подвести итоги.

      Два или три признака можно отметить:

      1. Я был верующим. Но эта веры была верою по преданию, по традиции, по быту: семья, школа, семинария – поддерживали это, не углубляя, не раскрывая, не зажигая, а только – сохраняя ее.

      2. Семинария же привила к этому еще другое свойство: веру в ум, в силу «знания», рационализм.

      Мы воспитывались в твердом воззрении, что все можно и нужно понять, объяснить; что все в мире рационально… И вся наша богословская наука, в сущности – схоластическая, рассудочно-школьная, стояла на этом базисе: все понятно. Если не есть, то должно быть. Все можно понять. В частности, и все предметы веры должны быть непременно «доказаны» умом и уму… Никаких тайн!

      И это и в догматике, и в философии, и в Священном Писании… В сущности, мы были больше католитическими семинаристами, фомистами (Фома Аквинский)[21], чем православными, духовно-мистически воспитанными в живом опыте школярами… Это была великая ошибка всего духа нашей школы: рационализм – не в смысле философском, а практически учебном. Нас воспитали в идолопоклонстве уму, – чем страдало и все наше интеллигентное общество XIX в., особенно же с 60-х годов. И этот яд разлагал веру, унижал ее, как якобы темную область «чувства», а не разума. И постепенно рационализм переходил у иных в прямое неверие, безбожие.

      К счастью, в наших отроческих и юношеских годах в семинарии эта схоластичность (умовое направление), рассудочность не отложили большого следа, потому что мы не очень углублялись в этот рациональный дух – смотрели на него просто как на учебу, на обучение мастерству; а жизнь наших душ шла параллельно, как не смешивается масло с водою.

      Поэтому в сердцах мы были лучше, чем в знаниях: там мы веровали просто, «как и все», и жили по возможности по этой вере. Однако в голове нашей масло, т. е. Превосходство и исключительная ценность ума, плавало наверху, над водою жизни и веры. И жизнь – как и всегда – оказалась сильнее теории и выводов так называемого разума. У души есть свой, более глубокий разум, истинный разум, интуиция (внутреннее восприятие истины). И именно он, этот внутренний разум, а не внешний формальный рассудок спасал нас. И именно этим объясняется, что я и другие сохранили веру, – хотя волны искушений накатывались на нее уже отовсюду: душа отскакивала инстинктивно.

      3. Помогал охранять эту драгоценность и обряд внешний: почему я и писал о нем маленькие наброски выше… Это касается всех нас, верующих, – а не только меня.

      4. Но сила духа, горение жизни падало везде – незаметно, но неудержимо. Не было интереса. Нельзя было назвать религию «жизнью». Это было больше «знание», т. е. запас памяти, бесплодных доводов; склад «холодных замет ума», – как говорил Пушкин. И вообще, все уже падало в России, все ценности. Не устояла и Церковь со своими школами.

СКАЧАТЬ