Непонятый Онегин. Юрий Никишов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ многих в деревню приезжает все тот же светский лев. Нравственность героя остается незамеченной!

      А почему Пушкину понадобилось оговаривать своего героя, именуя его «модным тираном»? Потому что ему нужен вдумчивый читатель, который автору только на слово не верит. Доверяй – но размышляй!

      Поэт «подружился» именно с разочарованным героем – и неспроста: началу работы над романом аккомпанирует «Демон», декларация самого острого и продолжительного духовного кризиса Пушкина, когда подверглись строгой проверке все духовные ценности его поэзии. В результате к веселому, подчас озорному повествовательному тону первой главы – именно в обрисовке образа автора – отчетливо примешиваются элегические настроения. Они и в грусти по Петербургу, который кем-то сочтен «вредным» для поэта. Они и в грустном расставании с театром, увлечением поэта. На каком-то душевном сломе строится заключительная строфа воспоминаний о театре. Первые семь строк – целая серия набегающих друг на друга вопросов, исполненных темпераментного пафоса, взволнованных восклицаний:

      Мои богини! что вы? где вы?

      Внемлите мой печальный глас:

      Всё те же ль вы? другие ль девы,

      Сменив, не заменили вас?

      Услышу ль вновь я ваши хоры?

      Узрю ли русской Терпсихоры

      Душой исполненный полет?

      В сущности, ничто не мешало ответить если не на все, то на многие вопросы утвердительно. Никто (и сам поэт) не считал ссылку вечной. Надежда на возвращение в Петербург была неясной во времени, но не прерывалась. Следовательно, новая встреча с театром была несомненной. А между тем какая грусть овевает мечту поэта! Последующие семь строк строфы заполняет единственный вопрос, обращенный к самому себе. Но откуда тут усталая, онегинская интонация?

      Иль взор унылый не найдет

      Знакомых лиц на сцене скучной,

      И, устремив на чуждый свет

      Разочарованный лорнет,

      Веселья зритель равнодушный,

      Безмолвно буду я зевать

      И о былом воспоминать?

      Пожалуй, дело не в том, что изменятся лица на сцене. Новое артистическое поколение вовсе не обязательно должно быть хуже старого. Пушкин спокойно относился к мысли о смене поколений. Во второй главе поэт свяжет ее с судьбой своего поколения: «Придет, придет и наше время…» Поэт принимает это как должное, без всякого злорадства по адресу внуков, вытесняющих стариков. Таким образом, конечно же, грусть поэта объясняется не столько тем, что переменится сцена, но преимущественно тем, что переменится он сам: именно эта перемена лишит, угадывает поэт, театральные встречи былого очарования.

      То, что предполагалось, – осуществилось. В седьмой главе, где рассказывается о холодном приеме Татьяны в московском обществе, появляется новая строфа о театре; здесь замечанием в скобках «(Что было также в прежни леты, / Во время ваше и мое)» поэт удостоверяет: театр тот же. Поэт стал другим. Он предчувствовал это и об этом в первой главе грустил.

СКАЧАТЬ