Литературоведческий журнал №36 / 2015. Коллектив авторов
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Литературоведческий журнал №36 / 2015 - Коллектив авторов страница 4

СКАЧАТЬ и к собственным детям.

      Убийство сына – чудовищный поступок, разрыв семейных связей, совершенный в буйстве гордыни. Родные будут укорять Тита в несправедливости («you are unjust, and more than so», 297), неправедности («wrongful», 298), нечестивости («this is impiety in you», 360) и варварстве («be not barbarous», 383).

      «…Так варваром не будь». В самом деле, в глазах елизаветинцев жестокость Тита отчасти была оправдана тем, что он язычник, лишенный благодати, не знающий пути к ней. Тит не так виновен, как Иеронимо у Кида, знающий заповедь Иисуса Христа, но отбрасывающий ее:

      Vindicta mihi!

      За зло накажут тяжко небеса

      И за убийство зверское отмстят.

      Иеронимо, суда их подожди…

      …А значит, я за смерть его отмщу!

(III, 13, 1–4, 20; пер. М. Савченко)
В вас сердце содрогнется и заплачет

      Нужда в милосердии – центральная тема ранней трагедии Шекспира.

      Великодушие – путь к милосердию. Отказ «великодушного победителя» (gracious conqueror) Тита в милосердии порождает ответную жестокость, она в свою очередь – новую… И следа милосердия не остается в мире трагедии.

      Лавиния, дочь Тита, будет тщетно умолять Тамору сжалиться:

      О, будь ко мне, хоть сердцу вопреки,

      Не столь добра, но только милосердна, –

      но царица откажет дочери своего врага, она не согласится стать даже «убийцей милосердной»:

      Я этих слов не понимаю. Прочь!

(II, 2, 155–157)

      Когда сыновей Тита поведут на казнь (III, 1), сам он напрасно будет лить слезы и молить отцов-сенаторов явить жалость: они окажутся безжалостнее камней.

      На мгновение в полубезумии, ужаснувшись нескончаемой череде зверств, Тит откажет человеку в праве убить невинную муху25:

      Мой взор пресыщен видом всяких зверств…

      …А если мать с отцом у мухи были?

      Как золотые крылышки повесят

      И жалобно в пространство зажужжат!

      Бедняжка муха!

      Жужжаньем мелодическим потешить

      Явилась к нам, – а ты убил ее.

 (III, 2, 55, 61–66)

      Но это лишь на мгновение. Вот уже черная муха приняла облик ненавистного мавра Арона, и милосердие забыто:

      Надеюсь я, не так мы низко пали,

      Чтоб мухи не убить нам…

(III, 2, 77–78)

      В почти однородно «каменный» мир «Тита Андроника», где по определению ничто не противоречит, не входит в конфликт с законами «мира мести», Шекспир вводит идею милосердия. Правда, подобно мухе, оно и на мгновение не успевает расправить свои «золотые крылья», как оказывается убитым. И все же идея милосердия резко оттеняет и проявляет несовершенство и обреченность этого «каменного» мира.

      В христианском мире «Иеронимо», где по определению должны были, как минимум, столкнуться противоположные этические установки (закон кровной мести и «Мне отмщенье»), такого конфликта не происходило, и противоречие оставалось неразрешенным. В трагедии Кида христианин подвергал сомнению идею христианского провиденциализма. Он знал, Кто воздаст, но предпочитал СКАЧАТЬ



<p>25</p>

Сцены с мухой (III, 2) нет в ранних кварто, она впервые появляется в тексте Фолио.