Пушкин. Юрий Тынянов

Чтение книги онлайн.

      Но дело было не в них, не в стариках, и даже не в молодых. Дело было в том, что, пока Москва вздыхала, обжиралась на Масленой блинами и удивлялась пирожкам Василья Львовичева Блэза, к власти пробрался нежданно-негаданно и сел крепко Подьячий. Так называли старики Сперанского[166].

      Сначала пошли слухи о том, что царь везет с собою «на поклон» Подьячего, потом слухи подтвердились. Потом прошел слух, что сам Буонапарт говорил с Подьячим и был будто до крайности любезен. Тут старики, хотя и всячески корили Наполеона, почувствовали себя обойденными, а потом решили, что Подьячий с Наполеоном спелись. И когда последовали указы – один за другим, – всем старцам стало ясно: Наполеонова эра настала. Первый указ был о придворных званиях, второй – о гражданских чинах. Со времени Екатерины существовал высокий свет. Высокие светские люди проводили жизнь в светских занятиях; в колыбели получали звание камер-юнкера[167] и с ним чин пятого класса[168]; младенцы улыбались дородным мамкам, переходили в руки нянь, становились камергерами[169] и получали чин четвертого класса. Зато свободное время образовывало их вкус, со временем они могли быть замечены статс-дамою Перекусихиной, а если этого не случалось, они наконец приступали в высоких чинах к государственным делам. Таковы были дворянские вольности.

      3 апреля 1809 года Подьячий, который теперь утвердился в Петербурге, издал указ и всему положил конец. Звания камер-юнкера и камергера впредь не давали никакого чина и считались только отличиями. Вместе с тем всякий был обязан избрать в течение двух месяцев род действительной службы, а не изъявившие желания считались в отставке. Множество благородных людей, которые ни в чем не изменили ни своего образа жизни, ни мыслей, вдруг, через два месяца, оказались в отставке. Три поколения Трубецких-Комод, которые все имели звания и числились на службе, сидя, как всегда, у себя в Комоде, оказались отрешенными. Везде в домах было сильное волнение. Тот самый старик, который звал Наполеона Буонапартом, грозился поехать в Петербург бить кутейника[170]. Более же всего озлобили налоги, которые росли со дня на день.

      – Отъедается, – говорили не то о Сперанском, не то о царе, – хуже покойничка Павла.

      Летом, когда в Москве старики только и говорили что о налогах и грозились умереть, только бы не платить, Подьячий издал второй указ. Впредь никто не мог быть произведен в чин коллежского асессора[171] без экзаменов и какого-то свидетельства. Сословие чиновников приглашалось бросить все застарелые привычки, все свои цели и вместо домашних бесед с доброхотными дателями готовиться к экзаменам по праву естественному и начальным основаниям математики.

      Теперь восстало все «крапивное семя»[172].

      Говорили, что один повытчик[173] публично плакал в присутственном месте, на Прудках, отирая слезы большим СКАЧАТЬ