Пушкин. Юрий Тынянов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ между ними еще не конченные счеты: годы тлела у нее в секретере дарственная на село Михайловское, составленная по всем правилам ее стряпчим; оставалось только внизу написать год, число и подписаться. Но в этом арап был тверд и, когда заходила речь о Михайловском, становился молчалив. Устинья Ермолаевна прихватила с собою бумагу.

      С последнего разъезда осталась у него также ее шаль, которую арап ни за что не хотел отдавать, говоря, что это – память.

      Палашка подала ей к завтраку печеную картошку со сливками, стакан брусничной воды, ничего больше в доме не было.

      Она ела и поглядывала. Кругом была такая пустота, некрашеные полы были так бедны, потолки низки, что она сама удивилась, как из этой бедной хижины явилось ее богатство: и сад, и сервизы, и лошади. Арап умирал в дикой простоте, как, может быть, умирал его дед где-нибудь в Африке. Она сказала Палашке про шаль.

      Палашка лазила по всем шкапам – шали не было. Глядя на беспорядок, в котором умирал арап, Устинья сказала Палашке брезгливо:

      – Где тут шаль найдешь? Тут себя потеряешь.

      Она поела, а брусничной воды не тронула:

      – Горько. Разве так бруснику мочат?

      Она посидела у кресел, на которых плашмя теперь лежал старый арап.

      – За мной зачем посылали? Я-то здесь кто? Добро бы родная была.

      – Всё не чужие, – сказала Палашка.

      Она услала Палашку.

      Недовольно она посмотрела на полупустую комнату, которую десять лет опустошала. На комоде когда-то стояли часы с Кроносом[110], который жрет младенца, – теперь часы у нее; на бюро была статуэтка фарфоровая, фавн[111] с нимфою[112], – у нее; и только большие лосиные рога висели над столом, охотничье мужское украшение.

      Приоткрыв толстые губы, арап отмахивался пальцами от чего-то и лепетал. Глаза у него были полуоткрыты.

      – Ну что? Что хочешь? – строго спросила она умирающего и отвела пальцы.

      На ногтях была синюха; впрочем, у него всегда были синие ногти. Пальцы были длинные, на левой руке, как у вдовца, перстень с прекрасным камнем. Грань была старой работы, беседкой, камень был желтой воды, она понимала толк в камнях. Шали Палашка так и не отыскала, шаль была турецкая, с бахромой. Ей было жаль шали. Она посмотрела еще раз на перстень и залюбовалась. Потом, взяв его за руку, она стала тихо снимать перстень с пальца. Палец у арапа разбух, и перстень шел туго. Наконец она сняла его и примерила на большой палец. И вдруг онемела: арап спокойно смотрел на нее и на перстень большими мутными глазами. Он очнулся. Потом как будто тень прошла по лицу – он словно улыбнулся и взял ее за руку.

      – Дура, – сказал умирающий внятным голосом, – дура, в губы целуй.

      Более в себя он не приходил.

      К вечеру заявился Петр Абрамыч, сразу после того Устинья Ермолаевна уехала к себе во Псков и снова положила в ларец неподписанную дарственную, СКАЧАТЬ