Пушкин. Юрий Тынянов

Чтение книги онлайн.

      – Смерти на него, дьявола, нет.

      Все аннибаловские старухи и старики считали старого Абрама Петровича и самого Осипа Абрамыча с братцем Петром Абрамычем дьяволами. Одна старуха говорила, что у старого Абрама Петровича были еще когти копытцами.

      Дворовые девки были у Осипа Абрамыча блудным балетом; они плясали перед ним во времена его загула. Музыканты были у него свои: один лакей играл на гитаре, двое пели, а казачок бил в бубны. Он заставил Палашку всем поднести по стакану вина и махнул музыкантам. Музыканты разом ударили его любимую.

      – Машка, выходи, – захрипел он.

      Маша была его первая плясунья.

      Арап сидел с полузакрытыми глазами.

      – Безо всего, – сказал он.

      Плясала Маша безо всего. Он хотел было подняться, но не мог; только пальцы шли у него и дрожали, как подрагивала бедрами Маша, да двигались губы. Музыканты всё громче и быстрее играли его любимую, казачок бил в бубны без перерыва, Маша все дробнее ставила ноги.

      – Эх, лебедь белая, – сказал старик.

      Он взмахнул рукою, загреб воздух полной горстью, крепко сжал пальцы и заплакал. Рука его упала, голова свесилась. Слезы текли у него прямо на нижнюю толстую губу, и он медленно глотал их.

      Когда пляска кончилась, он велел раздать дворне все вино. Потом подумал и приказал половину оставить.

      – Овса сюда, бадью, – приказал он.

      Вином наполнили при нем бадью, овес намочили в вине.

      – Лошадям корм задавать! Окна открывай!

      Лошадей кормили на конюшне пьяным овсом.

      – Злодея на волю! Коней отпускаю!

      Ветер ходил по комнате. Он сидел у раскрытого окна и ловил ртом ночной холод. На дворе было темно. Со звонким ржанием, мотая головами, выбивая копытами комья земли, пронеслись мимо окон пьяные кони.

      Он засмеялся без голоса в ответ им:

      – Все наше, все Аннибалово! Отцовское, Петрово – прощай.

      2

      Когда Петру Абрамовичу сказали, что братец Осип Абрамович без голоса и плох, он не пошел к нему. Вчера он видел ярко освещенные окна в Михайловском, знал, что брат гуляет, и сердился на него, что более не приглашает его на сельские пирушки. Порешив, что Осип Абрамович плох с похмелья, сказал, что не пойдет и что так обойдется. Он был не в брата, сухонький и верткий. Он обид не забывал.

      Палашка, не растерявшись, сразу после лекаря, по старой памяти, отправила гонца к Устинье Ермолаевне Толстой под Псков, где она жила летом и осенью на даче.

      Черною тушею лежал без памяти Осип Абрамович весь день и всю ночь, и только по свисту и хрипу Палашка понимала, что он жив. А на следующий день, против всяких ожиданий, прискакала Толстиха, Устинья Ермолаевна.

      Она была уже стара, подсохла, но походка еще была та же, что двадцать лет назад. Даже ее враги не могли не признать, что у Устиньи походка хороша.

      Легко сойдя со своего экипажа, она прошла в комнаты и попятилась: СКАЧАТЬ