Любовь и Смерть. Екатерина Люмьер

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ письмо, неаккуратно заложенное между страницами одного из фолиантов, я, не поняв и слова на румынском языке, отметил лишь, что преобладали угловатые формы букв, легкая правонаклонность, линии четкие и твердые, а штрихи оканчивались острыми росчерками. Почерк был определенно мужским. Единственным, что вправду привлекло мое внимание, была дата, выведенная в самом низу листа. Двадцать пятое февраля тысяча пятьсот шестидесятого года. Бумага сохранилась в идеальном виде, словно ее берегли, как зеницу ока. Сложив письмо и вернув его на место, я решил обратить свое внимание на комод, над которым висел скрытый от глаз портрет.

      Я удивился, когда увидел на столе несколько веточек розмарина. Мне на ум пришли строки из «Гамлета», которого я слушал в «Глобусе» в далеком детстве.

      «Вот розмарин, для памяти; прошу тебя, люби, помни…»

      Коснувшись кончиками пальцев подсохших цветов, я поджал губы и взглянул на завешенный портрет. Рука сама потянулась к полотнищу. Я сдернул его одним легким движением, и ни облачка пыли не повисло в воздухе, словно бы картина всегда содержалась в порядке и чистоте. На портрете был изображен молодой мужчина, и я сразу понял, что комната предназначалась для него. Портрет определенно был создан в шестнадцатом веке: об этом буквально кричал стиль написания картины.

      Маньеризм, отличающийся утраченной гармонией между телесным и духовным, природой и человеком, несомненно, бросался в глаза в первую очередь. Легкая изломанность линий, деформированность черт лица и необычный эффект освещения, отчего «подсвеченными» казались глаза изображенного, вызывали неоднозначное впечатление. Мужчине на портрете было двадцать-двадцать пять лет от роду, он был черноволосым, носил кудри до плеч и расшитое одеяние, которое было видно лишь до груди – предположительно, кафтан.

      Пару минут назад я допустил мысль, что украшения, бережно хранившиеся в шкатулке, принадлежали женщине. Пясы с эмалью и жемчугом, которые я внимательно рассмотрел в живую, были изображены на портрете. Губы мужчины были изогнуты в легкую, едва заметную усмешку, соблазнительно-глумливую. Обман ли зрения, но, чем дольше я смотрел на изображенное лицо, тем реалистичнее оно казалось. Серо-зеленые глаза в обрамлении черных густых ресниц глядели пронзительно и лукаво, и было в этом взгляде нечто чертовски знакомое, но я пока не взял в толк, что именно. Стоило поразмыслить над этим, и у меня было достаточно времени, чтобы предаваться рассуждениям, ибо погода ухудшалась, а дело, по которому я сюда приехал, не продвинулось ни на шаг.

      Украшения, которые я увидел, портрет и письма – всё буквально кричало об отношении к шестнадцатому веку. Но почему на комоде лежал свежий, только-только засушенный розмарин? Дань памяти предкам? Полная чушь. Не думаю, что граф настолько сентиментален, чтобы хранить комнату в столь бросающейся в глаза чистоте и подносить СКАЧАТЬ