именно: червленица пряденая (coccus bis tinctus – темно-красная двойная материя, в которой самая пряжа в нитках и в ткани окрашивается); а этим указывалось на то, что пред очами внутреннего судии все добрые дела пастыря должны приукрашаться такой любовью, чтобы все в нем, что ни делается с любовью для людей, одушевлялось любовью и к Богу как Верховному Судии и Источнику всякой любви, и наоборот. И таковая-то любовь, как объемлющая собой и любовь к Богу, и любовь к ближнему, слагается как бы из двойной ткани (ex duplici tinctura). Поэтому, кто дышит любовью к Богу такой, что забывает и не радит о ближних или же до того заботится о ближних, что делается равнодушным в любви к Богу, тот тем самым, что не соблюдает обязанностей своих или в отношении к той, или в отношении к другой любви, дает разуметь о себе, что в украшении верхней его ризы (нарамника) недостает у него пряденой червленицы (in superhumeralis ornamento habere coccum bis tinctum nescit). Но, чтобы любовь была совершенна и в деятельности ума, и в деятельности воли, необходимо, чтобы и плоть была умерщвляема воздержанием. Поэтому к червленице пряденой присоединяется наконец и виссон сканый (byssus torta, вроде узорчатого кружева из самого тонкого льна), который, получая начало свое от земли, отличался особенной белизной и чистотой и много скрашивал собой эту верхнюю ризу священную. Что же этой принадлежностью ее обозначалось, как не то, что облачающийся в нее долженствовал соблюдать неукоризненно и телесную чистоту и непорочность? Ибо умерщвлением плоти чрез воздержание пастырь духовный приобретает самое лучшее украшение для души своей – нравственную чистоту, или целомудрие, потому что целомудрие есть прямое следствие воздержания. Вот почему между разными принадлежностями этой верхней ризы священной, называвшейся нарамником, который надевался поверх всего облачения, красовался в заключение и виссон, знаменующий собой то, что между разными добродетелями пастырскими много споспешествует пастырю и умерщвление плоти.
Глава 4
Пастырь духовный как руководитель своей паствы должен быть разборчив и в молчании, и в словах.
Пастырю, правящему духовным стадом Христовым, надлежит быть разборчивым и в молчании и в словах, чтобы не говорить о том, о чем следует молчать, и не молчать о том, о чем следует говорить. Ибо как необдуманная речь может вводить слушателей в заблуждение, так и неуместное молчание может оставлять их тоже в заблуждении; тогда как и в том, и в другом случае, при благоразумной разборчивости руководящего пастыря, они могли бы избавиться от этого. А между тем часто случается, что неблагоразумные и непредусмотрительные пастыри из опасения потерять благоволение у своих пасомых боятся и не решаются свободно высказывать истину; но это уже не пастыри добрые, которые душу свою полагают за овцы, по словам Самой Истины, а наемники, которые как бы бегают при виде волка грядуща, когда укрываются под предлогом молчания (ср.: Ин. 10, 11–13). О них-то с упреком говорит Господь чрез пророка: пси немии не возмогут, лаяти (Пс. 56, 10); и в другом месте:
СКАЧАТЬ
