Идентичность. Леонид Подольский

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Но папа не пил. Он находился среди них вынужденно, по давней неисправимой ошибке, но – чужой. Вечно чужой. Не мог терпеть их бани, выпивки, псевдомарксистский жаргон. Их невежество. Хамство. Но папа говорил об этом неохотно. Лёня только смутно догадывался. А о многом узнал потом, когда папы уже не было в живых.

      Намного чаще и с явно большим энтузиазмом обращался папа к еврейской тематике: вспоминал, бывало, про проект еврейской республики в Крыму – дело вроде было почти решено, полагал папа, – про Жемчужину, про Михоэлса и Лозовского¹²⁴, который предлагал отцу переехать на работу в Москву, но – судьба берегла. Она другое приготовила папе, да и Лёне тоже, надолго – быть маранами¹²⁵.

      Папа не верил, что стены падут. Он и в мечтах не мог предвидеть, что правнуки его родятся в Израиле, в стране, которую он любил и которую, наверное, даже во сне не рассчитывал увидеть. Зато папа не верил и м, слишком хорошо знал их, и оттого при рождении записал Лёню Вишневецким. А когда Лёня оканчивал школу, он сам записался русским. С кем нужно было, договорился отец, Лёня только заполнил анкету. Долго потом он боялся разоблачения и одновременно испытывал стыд из-за своего отступничества, но в то же время не хотел быть изгоем. С волками жить, по-волчьи выть.

      Много лет после этого Лёне казалось, что в Большом доме в Ставрополе, где жили тогда, а может, в Москве на Лубянке, в подвалах, где раньше пытали, где по полу текла кровь и бегали крысы, где вырывали признания, выбивали зубы и кроили дела, теперь вдоль всех стен стояли стеллажи с бесчисленными папками-томами – на каждого – с рапортами, справками, доносами и другими бумагами, где каждое слово вносили в реестры – там некто мудрый с одобрительной улыбкой наблюдает за ним: сам Сталин велел евреям ассимилироваться. И он – сломался. Оказался нестойким. Его предательство – только отчасти предательство, но и исполнение их воли. А может, совсем наоборот: там все знают и только ждут пока он оступится. Предавший однажды предаст и еще…

      Став русским по паспорту, Лёня, конечно, не стал настоящим русским: ни православной веры, ни народных поверий, ни прежних праздников, ни гордости за империю или за прошлое, ни тех невидимых корней, что растут от дедушек-бабушек, из веков. Напротив, он чувствовал себя оскорбленным и униженным – да чем русские лучше евреев? Но и настоящим евреем он уже не был. Традиции к тому времени оказались разрушены, и он не знал ничего: ни язык, ни историю, ни праздники – ни рош-га-шана¹²⁶, ни пурим¹²⁷, ни суккот¹²⁸, только про йом-кипур¹²⁹ Лёня случайно прочел в детстве в каком-то рассказе Короленко, да иногда на пейсах¹³⁰ угощался мацой. Мацу, как последнюю реликвию, как тонюсенькую ниточку, связывавшую с праотцами, привозили иногда из Москвы, где находилась чуть ли не единственная в огромной стране синагога, и по нескольку тоненьких, хрустящих пластинок делились друг с другом. Одним словом, манкурт. Слово это, с легкой руки Чингиза Айтматова, СКАЧАТЬ