В 1929 году М. Цветаева была на балете «Блудный сын» С. Прокофьева, исполняемый труппой С. Дягилева. М. Цветаева нашла, что музыка С. Прокофьева чем-то напоминает ей собственное творчество. М. Цветаева, говоря о скуке великих произведений искусства, на которых «…пудами навязла скука всех их читателей, чтителей, попечителей, толкователей…», скука «одних уже наименований их: Венера Милосская, Сикстинская Мадонна, Колизей, Божественная Комедия», исключает из этой скуки, которую на неё навевают произведения живописи и скульптуры, музыку. «…исключение Музыка. «Девятая симфония, – это всегда вздымает». В поэзии и прозе М. Цветаевой упоминаются музыкальные инструменты: лира, рояль, скрипка, флейта, барабан, гитара. В дореволюционный период М. Цветаева часто упоминает о музыке церковных колоколов, которую она, как всякий русский православный человек, очень любила. Колокол во всех культурах почитается, как талисман, способный уничтожить зло. Кроме того, колокол это божественный голос, проповедующий истину. М. Цветаева не любила технический прогресс. Подозрительно относилась к техническим новинкам вроде телефона, самолёта, автомобиля, лифта. Она признавала только поезд и граммофон. В детстве у сестёр Цветаевых были музыкальные игрушки, вроде музыкальных шкатулок. Затем появился граммофон, который будет спутником М. Цветаевой до конца её дней. Лучшим подарком дочери, уезжающей в СССР, М. Цветаева сочла именно граммофон, который выбрала на блошином рынке в Париже. В письмах, прозе, дневниковых записях М. Цветаевой встречаются, упомянутые по разным поводам, имена: И. С. Баха, Л. Бетховена, И. Брамса, Р. Вагнера, А. С. Даргомыжского, Е. Малера, В. А. Моцарта, Н. Паганини, С. Прокофьева, С. Рахманинова, Н. Римского-Корсакова, А. Сальери, А. Скрябина, А. Страдивари, П. Чайковского, К. Черни, Ф. Шуберта, Р. Шумана, Ф. Шопена, М. де Фальи. Из всех видов искусств, если не считать поэзию, музыка всегда была для М. Цветаевой на первом месте. В дневниковых записях 1918 года М. Цветаева оставляет ряд размышлений о музыке. «Не люблю (не моя стихия) детей, простонародья, пластических искусств, деревенской жизни, семьи. Моя стихия всё, встающее от музыки. А от музыки не встают ни дети, ни простонародье, ни пластические искусства, ни деревенская жизнь, ни семья» [262, 252]. От музыки – встают стихи, поэтому для М. Цветаевой музыка и стихи практически – в одном ряду, на одной высоте. Размышляя о том, что танец пытается встать на одну высоту с музыкой, М. Цветаева говорит: «Дело Бетховена – нести – через века – Бурю, дело Шопена – нести – через века – Любовь. – И никаких босоножек! Босоножка – разрушение одиночества моего с Шопеном, моего с собой, третье лицо на любовном свидании. И – лучший довод – когда слушаешь музыку, хочется закрыть глаза. Глаза, когда слушаешь музыку, или закрываются, или – открытые – не видят, видят не то, что есть – видят. Любовь ли вышла – из Музыки, или Музыка – из Любви?». «Босоножка» – А. Дункан, танцующая под классическую музыку. С точки зрения
СКАЧАТЬ
