Зашифрованный план (сборник). Максимилиан Кравков

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ >За окном – ночь, просветленная снегом. В комнате нас двое. Сидим в полушубках и шапках. Иногда подходим к железной печке, достаем уголек для прикурки.

      Стол мой завален листами чертежной бумаги и полуразвернутыми картонами планов.

      Я принимаю архив разведки. Керосиновая лампа озаряет наши головы, одинокие в просторе мрака. В облаке теплого красноватого света мы одни в покинутом на ночь доме.

      – В сафьяновом переплете? – машинально переспрашиваю я, любуясь картой.

      Сделана она с большим мастерством. В нашем, тысяча девятьсот двадцать четвертом, году так еще не научились делать. Точность, изящество!.. Плотный ватман не пожелтел за годы. Акварель положена чудно!..

      Эта карта и напомнила Ивану Григорьевичу о таинственной тетради в красном сафьяновом переплете. Еще в царское время видел он ее у золотопромышленника Рудакова, которому принадлежал тогда разрабатываемый нами теперь прииск.

      Интересная карта! Это план огромной разведки… Немало, вероятно, было потрачено на нее и времени, и денег.

      – Буринда это, не иначе, – убеждает меня Иван Григорьевич. – Рудаков ведь четыре года ее шурфовал!

      Я пожимаю плечами. Трудно что-нибудь сказать. В отличие от обычных карт эта совсем нема. Даже нет названий речек. Через лупу я отыскал только одну полустертую карандашную надпись – над каким-то ручьем – «Торбалык».

      Принято, что шурфы, изображаемые на картах квадратами, красятся красным, если содержат хорошее золото, и желтым, когда только обнаруживают следы металла. Пустые шурфы не закрашиваются вовсе.

      Здесь же все квадраты однообразно залиты синею тушью, и у каждого свой номер.

      Пояснений никаких – полная тайна!

      У меня нет оснований особенно интересоваться этим планом, но Иван Григорьевич настаивает. Любит он всякие тайны!..

      – Где река Торбалык? – спрашиваю я.

      Брови Ивана Григорьевича, округляясь, поднимаются над прищуренными глазами. Широкое лицо с красноватым носом и седыми отвисшими усами клонится набок.

      – Не слыхал, – говорит он тихо. – Может быть, не у нас?

      – А может быть, и план-то нездешний, Иван Григорьевич?

      – Рудаковский план, – продолжает настаивать старый десятник. – Я тебе говорю, что это разведка Буринды… Река-то на полдень течет, вот и на плане эдак же…

      Он начинает волноваться.

      – Хитрый, дьявол, какой! Увез объяснение и всю работу похерил…

      Я откладываю немую карту в папку с пометкой «Неизвестные».

      Уже с месяц, как я вожусь в конторе, стараясь привести в порядок дела разведки. Явились мы сюда с поручением треста. Каждый работает на своем участке. Мы – это новый управляющий, инженер и я. Работаю я здесь в качестве топографа и горного техника.

      Прииск возглавляем мы трое. От треста у нас задание: поднять производство, упавшее до немногих процентов довоенного промысла.

      С начала Гражданской войны сюда никто до нас не заглядывал. И жили здесь старожилы, и работали как бог на душу положит – серо, уныло, непроизводительно.

      С нашим приездом прииск ожил. Приискатели расшевелились. Стали рождаться предложения. Вспомнились старые, неосуществленные проекты.

      Я счастлив, что набрел на Ивана Григорьевича. Кем только он не работал на приисках! И конюхом, и забойщиком, и разведчиком.

      Много видел Иван Григорьевич людей – и малых, и знаменитых. Мне он называл фамилии известных ученых, некогда приезжавших в эти края. Служил он им всегда неизменным проводником.

      После революции старик стал десятничать при конторе. Знает он свое дело очень хорошо. А лучшего указателя по району и не сыщешь.

      Иван Григорьевич вечно ищет работы и людского говора. Когда он один, то всегда грустит. Это у него с тех пор, как белые убили сына. К каждому новому человеку, если он хоть немного напоминает погибшего, старик быстро и крепко привязывается.

      Вот и мне он говорит, что я такой же высокий и с таким же сухим и открытым лицом, как у покойника Васи. Только волосы у него были черные, а мои светлые…

      Я хмурюсь. Неловко чувствуешь себя перед открытым человеческим горем, которому не можешь помочь.

      – Не идет у меня из башки рудаковская книжка! – говорит на прощание Иван Григорьевич.

2

      Над горами, над ярусами зеленых пихт висит беспросветная серая пелена. Она срывается иногда облаками метели, и тогда будто рушится само небо, рассыпанное в снежинки.

      По белым корытам речных долин укатались гладкие дороги. Но перебивается еще на тепло погода СКАЧАТЬ