Царь и гетман. Даниил Лукич Мордовцев

Чтение книги онлайн.

      – Теперь побалакаемо… Що там у вас у Паволочи?

      – Спасибо Богови, усе горазд.

      – Козаки не скучают?

      – Скучают, батьку… На долонях, кажуть, шерсть пророста…

      – Оттакои! Як на долонях шерсть пророста?

      – Давно, кажуть, ляхив не били, тим и пророста!

      – Эч, вражи дити… А що пани моя стара?

      – Пани матка здоровеньки, кланяются.

      – А московського попа бачила?

      – Бачили… вони ж его й привитали и обидом частували.

      – А купци московськи, що з им були?

      – И их пани матка частували… Не нахваляться москали. – «От, – кажуть, – так полковниця! Вона, – кажуть, – и цилым полком управит, хочь на войну, так поведе…»

      – О! Вона баба-козак у меня, – улыбаясь и моргая сивым усом, говорит Палий.

      – Та козак же ж, батьку…

      – Козак-то козак, тилько чуб не так…

      И Охрим осклабляется на эту остроту старого полковника.

      – Москали казали, що пани матка у нас така, як он у их Москви була царевна Сохвия, козырь-дивка…

      – Эге! Козырь-дивка… Высоко литала, тильки царь ий крыла прибуркав.

      Разговор шел о второй жене Палия, на которой он женился уже в Хвастовщине, когда начал превращать «руину» в цветущую Украйну. Палииха была женщина умная, энергичная, как раз под пару неугомонному старику, этому Иисусу Навину[31] Заднепровской Украйны, который на время остановил солнце Западной Малороссии, склонявшееся к закату и погружавшееся в мутные воды Речи Посполитой. В отсутствие мужа, который был в беспрестанных разъездах, то воюя с поляками и татарами, то сооружая крепости, Палииха брала правление полком и землею в свои умелые руки, и из этих рук ничто не вываливалось: она отдавала приказы казацким старшинам, выслушивала их доклады, держала суд и расправу, принимала посланцев со всех мест – из Киева, из Батурина, от польской шляхты. По всей Правобережной и частью по Левобережной Украине раздавалось имя «пани матки», «Палиихи», почти столь же громко, как имена Палия и Мазепы.

      Историческая судьба украинской женщины и женщины московской, великорусской, представляет собою явления, далеко не похожие одно на другое. На жизнь московской женщины, особенно боярыни и боярышни, а равно жен и дочерей всех «лучших», по тогдашнему выражению, «людей», татарщина наложила вековую печать тюремности и замкнутости, печать, которую пробовали было сорвать с этой отатаренной жизни первые вольнодумки Русской земли – мать царя Петра Первого и сестра его, царица Наталья Кирилловна Нарышкина и царевна Софья, но не осилили и которую уже сорвал сам Петр вместе с кусками живого русского мяса и с переломом ребер и голеней Русской земли. Московская женщина ничего не знала и не видала, кроме терема и церкви. Эта тюремная жизнь скрашивалась только возможностью от утра до ночи, не разгибая спины, сидеть над нехитрыми рукодельями, шить и вышивать пелены, ризы да воздухи для церквей СКАЧАТЬ