От великого до смешного. Совершенно эмоциональные и абсолютно пристрастные портреты знаменитых людей. Александр Казакевич
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу От великого до смешного. Совершенно эмоциональные и абсолютно пристрастные портреты знаменитых людей - Александр Казакевич страница 21

СКАЧАТЬ смертью поэт исповедовался. «…Этот, казалось бы, язычески поклонявшийся жизни, успехам ее и блескам человек, – писал Борис Зайцев, – исповедуясь перед кончиной, произвел на священника глубокое впечатление искренностью и силой покаяния – считал себя неисправимым грешником, которого нельзя простить».

«В замке был веселый бал, музыканты пели…»

      В книге воспоминаний Тэффи есть удивительный рассказ о том, как стихи Бальмонта спасли ей жизнь. Рассказ достаточно большой, но он стоит того, чтобы привести его полностью:

      «В 1916 году в Московском Малом театре шла моя пьеса «Шарманка Сатаны». Первый акт этой пьесы я закончила стихотворением Бальмонта. Второй акт начала продолжением того же стихотворения – «Золотая рыбка». Уж очень оно мне понравилось. Оно мне нравится и сейчас.

      В замке был веселый бал,

      Музыканты пели.

      Ветерок в саду качал

      Легкие качели.

      И кружились под луной,

      Точно вырезные,

      Опьяненные весной,

      Бабочки ночные.

      Пруд качал в себе звезду,

      Гнулись травы гибко,

      И мелькала там в пруду

      Золотая рыбка.

      Хоть не видели ее

      Музыканты бала,

      Но от рыбки, от нее,

      Музыка звучала…

      и т. д.

      Пьеса была погружена в темное царство провинциального быта, тупого и злого. И эта сказка о рыбке такой милой, легкой душистой струей освежала ее, что не могла не радовать зрителей и не подчеркивать душной атмосферы изображаемой среды.

      Бывают стихи хорошие, отличные стихи, но проходят мимо, умирают бесследно. И бывают стихи как будто банальные, но есть в них некая радиоактивность, особая магия. Эти стихи живут. Таковы были некоторые стихи Бальмонта.

      Я помню, приходил ко мне один большевик – это было еще до революции. Большевик стихов вообще не признавал. А тем более декадентских (Бальмонт был декадентом). Из всех русских стихов знал только Некрасова:

      От ликующих, праздно болтающих,

      Обагряющих руки в крови,

      Уведи меня в стан погибающих…

      Прочел, будто чихнул четыре раза. Взял у меня с полки книжку Бальмонта, раскрыл, читает:

      Ландыши, лютики, ласки любовные,

      Миг невозможного, счастия миг.

      – Что за вздор, – говорит. – Раз невозможно, так его и не может быть. Иначе оно делается возможным. Прежде всего надо, чтобы был смысл.

      – Ну так вот слушайте, – сказала я. И стала читать:

      Я дам тебе звездную грамоту,

      Подножием сделаю радугу,

      Над пропастью дней многогрешною

      Твой терем высоко взнесу…

      – Как? – спросил он. – Можно еще раз?

      Я повторила.

      – А дальше?

      Я прочитала вторую строфу и потом конец:

      Мы будем в сияньи и в пении,

      Мы будем в последнем мгновении

      С лицом, обращенным СКАЧАТЬ