Слово и дело. Книга вторая. Мои любезные конфиденты. Том 4. Валентин Пикуль

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ ее лупливал, чтобы она себя не забывала. А утром Наташка (так звали героиню романа) в огороде беспечально песни распевала. При этом пении профессор элоквенции чувственно воздыхал, стоя в тени забора, не смея огород с овощами перезрелыми пылко навестить…

      Солдатку ту бойкую решил он погубить стихами амурными и читал иногда – через забор – с завываниями приличными:

      Вся кипящая похоть в лице его зрилась,

      Как уголь горящий все оно краснело.

      Руки он ей давил, щупал и все тело.

      А неверна о всем том весьма веселилась!

      Велика сила подлинного искусства: Наташка покинула огород с огурцами и репой – бежала от солдата под кров поэта, под сень лирики его и нищеты праведной. Остался солдат полка гренадерского в доме на стороне Выборгской – одинок, как перст, имея при себе ружье, пулей заряженное, и штоф водочный стекла мутного. Ходил он по утрам с ружьем в казарму, где артикулы разные вытворял, а вечерами шлялся со штофом в заведения питейные.

      У тоски своей зеленой часто спрашивал гренадер:

      – Это как же так? Опять же, ежели она так, то я-то как?

      Да. Можно солдату посочувствовать (опять же стихами):

      И хотя страсть прешедша чрез нечто любовно

      Услаждает мне память часто и способно,

      Однак сие есть только

      Как сон весьма приятный,

      Кого помнить не горько,

      Хоть обман его знатный…

      – Убью, стерррва-а, – рычал солдат над штофом пустым…

      С Выборгской стороны повадился он навещать по ночам остров Васильевский. Вышибал солдат двери жилья поэтического. Наташку свою богом попрекал, обещая с жалования повойник ей справить, если от поэта уйдет. Тредиаковский в ночи осадные сидел ни жив ни мертв. Наташка тоже по чердакам пряталась. А снаружи бушевал солдат, и дверь плясала под могучим плечом гренадерским.

      – Бога ты помнишь аль нет? – спрашивал он с улицы.

      Под утро, обессилев в мрачном протрезвлении, солдат снимал осаду, ретировался в казармы. Чета любовная ложилась досыпать на тощей перинке. Солнце, забегая в окно с чухонской Лахты, освещало парик поэта, распятый для сохранности на чурбане. Солнце заглядывало на дно котла, в котором кисла вчерашняя каша с грибами-маслятами. Маленький котенок нежной лапкой давил мух на подоконнике, прижимая их к стеклу.

      – Наташенька ты моя… светик мой сладостный!

      – Васенька, кормилец ты мой ненаглядный!

      Так и жили. Было меж ними согласие полюбовное. Словно подтверждая недобрую славу афеиста-безбожника, Тредиаковский о браке церковном не помышлял. От жизни творческой поэт усталости никогда не ведал: садился за стол смело – работа его не страшила.

      Жизнь! Вот ее, подлой, он побаивался.

      «Императрикс» пугала поэта, словно жупел.

      В пламени печи корчились книги. Он жег их и плакал.

      Тредиаковский еще не знал, бедняга, что слава его умрет СКАЧАТЬ