Святая Грусть. Николай Гайдук

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ ветер смял синеватое облачко и протащил над причалом.

      Кто это срезал его? – зашептались.

      Боярин какой-тось.

      Ловко, чертяка!

      Навскидку стрелял, я заметил.

      Боярин в богатом платье, в черной лисьей шапке подошёл к палачу. Бросил птицу под ноги. Слегка поклонился и что-то сказал на дурохамском наречии:

      – Конда мезитол никиш.

      Морской ворон трепыхнулся. Песчинка прилипла к открытому глазу. Из-под крыла на камень выкатилась тёплая рубиновая бусинка. Перепончатая лапа судорожно «бегала» по воздуху; потом обмякла, опускаясь на перо, взъерошенное ветром.

      Палачу смотреть на смерть – всё равно, что мёд хлебать.

      Топтар Обездаглаевич вцепился глазами в подыхающего баклана. Ледяные зрачки потеплели и даже слезою слегка отсырели.

      Жизнь отлетела от птицы. Глаза палача улыбнулись. Он протер плешину бархатным платком – солнце на макушке заблестело.

      Презрительно бросив утирку, Топтар Обездаглаевич дальше двинулся, поскрипывая лакированными сапогами. Раскочегаривая трубку, сплюнул, зачмокал серыми губами. На руке его, держащей трубку, странные пальцы – квадратные, будто поспешно и грубо вытесанные топором.

      Боярин сбоку шёл. Терпеливо и подобострастно царскую грамоту держал перед собой.

      И наконец-то палач соизволил повернуться к нему. Взял грамоту, прочёл, присмотрелся к печати и даже понюхал её. Сунул грамоту себе за пазуху и покачал головою: хорошо, мол, согласен.

      Что за боярин шапку перед ним ломает?

      Царский прихвостень.

      Кто поближе был, засомневался, а кто-то узнавал:

      Э, мужики, да если он боярин, то я князь, мордой в грязь. Это же фартовый парень – Серьгагулька.

      Брось болтать, у него царская грамота с печаткой.

      Боярин постарался – дорогими коврами устелил дорогу палача. Топтар Обездаглаевич доволен был: суровая рожа отмякла.

      Слободские бабёнки с завистью смотрели, как палач попирает сапогами узорчатый мягонький путь: по таким коврам не только в сапогах – босиком-то жалко было бы топтаться бережливым бабёнкам.

      Фу, какой вонький табачишше, – зароптала одна из них, прикрывая нос платком. Стоящая рядом молодка наклонилась к ней, глаза по ложке сделала и зашептала:

      Кости человеческие в ступе натолкеть, натолкеть, насушит, с табаком перемешает…

      У бабы от страха глаза – в пол-лица.

      – Ой? – перекрестилась. – Брешешь?

      Горилампушка протолкнулся в первые ряды. Ладонью отломив от глаз утренние лучи, разглядывал гостя. Сухо сплюнул, отходя.

      – Одно слово – заморыш. Сам чуть больше топора.

      Права была бабка Смотрилиха. Только зря карасин перевел на маяке. Знал бы, дак не светил…

      Три косолапеньких пигмея, похожие на постаревших детей, вызывали в народе жалость. Седые волосы пигмеев никак не подходили к мальчишескому росту. Уродливо-миниатюрные лица, помятые морщинами, СКАЧАТЬ