– Почему это?
– Свои слишком добрые. А дурохамцы эти… хоть петуху, хоть человеку срубят голову, не охнут.
И я срубил бы!
Ну, конечно, потому как папа у тебя из Дурохамского Дуролевства. Хоть ты и скрываешь, но я-то знаю.
А по сопатке хочешь?
Мимо проходил моряк, вмешался.
– А ну-ка, прекращай! А то с причала прогоню. Свалитесь в воду, драчуны, потом отвечай за вас.
Чёрный силуэт галиона нагромоздился на солнце.
Вода, зажатая между бортом и причальной стеной, поскулила и замолкла, разбегаясь к носу и корме… Густая тень упала на причал, неся прохладу. Терпко, таинственно и чудно запахло просоленными просторами и ароматными лепестками загадочной «розы ветров», которую по многу раз на дню с удовольствием нюхает каждый моряк и любой путешественник, только никто ещё не видел, где она растет и как цветёт.
Ребятишки и подростки продолжали гомонить:
Говорят, заморыши петуха заморского нам привезли.
Говорят, что он поёт куда как лучше Будимира-Будисвета!
Не заморский петух, а морской. Он петь не умеет.
Как это так – не умеет? Всякий петух поёт.
Да это не петух, а рыба. Триглотит… Или как её звать-величать?
Рыба тригла, – подсказал моряк, стоящий рядом и весело щурящийся на бестолковый разговор мелюзги.
Вы, дяденька, скажите им, скажите, разве эта тригла может кукарекать?
Обязательно, – серьёзно сморозил моряк. – Когда морского петуха кладут на раскаленную сковородку, он кукарекает громче любого сухопутного.
– Неправда ваша, дяденька.
Моряк засмеялся, ушёл.
На широкой палубе галиона дымил таганок. Запахло напитками из пережаренных кореньев и желудей. Доносило порохом от бортовин, поцарапанных железным абордажным когтем, порубленных секирами – глубокие шрамы видны там и сям. Чугунная бомбарда стоит на нижней палубе – каменные ядра в пирамиду сложены.
Заскрипели вязовые плахи: сходни гнулись деревянными пружинами, выталкивали на причал.
Заморыши там и тут появились. Дурохамцы табачными трубками закудрявили воздух. Тарабарщина горохом затрещала по святогрустным ушам:
Конгур бари…
Дебир куна кварнер…
Цветные шаровары замелькали. Тюбетейка. Чалма. Кольцо в носу (строптивым бугаям такие кольца вставляют в селах и деревнях святогрустной стороны). Посеребрённые пистоли, ручки кинжалов сверкают за поясом. Кривые сабли волочатся по земле. Кусками рафинада белеют ослепительные сладкие улыбки. Косоглазый чёрный уголь под ресницами горит в прищуре, дымом заволакивая чужеземный взор: попробуй, пойми, разбери, что затаилось в этих глазах. Народ всё больше мускулистый, загорелый до бронзы. Подойди, постучи по груди – зазвенит, окаянная… И где только солнце такое печёт?
– Эх, Васятка, уехать бы с ними! Там, говорят, не бывает зимы никогда! – вздохнул какой-то горемыка.
Бородатый «Васятка» резонно ответил:
От СКАЧАТЬ