Испить чашу. Геннадий Пискарев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ животину: на вырученные деньги заказала отменным мастерам новую гармошку для сына. Пусть ликует душа. Тело живо, а главное, чтоб душа в нем пела.

      И она пела. Пела гармонь Ивана. Под ее пение бабушка моя Варвара Ивановна отгуляла и отплясала, как сама хвалилась, на 25 послевоенных свадьбах.

      Женился Иван. Дети (двое) родились. Попивал. По пьянке «загнал» покрышки с «газика», на котором ездила его жена – предсельсовета.

      Сидел год. Не обижался на жену. На свиданьях с суженой (лагерь-то – лесоповал – в 50 километрах от дома находился) лил слезу:

      – Раенька, приду, лучше нашего никто жить не будет.

      – Не надо никакого генерала мне, – «заходилась» женушка, – если бы Ваня не пил.

      Он вернулся, отстроил дом, где был достаток, чистота, – редкая для деревни. Хозяева и гости спали в их доме на отглаженных белых простынях.

      Но срывался фронтовик – запивал. Мое объяснение тому. Сверлила психику память о кошмаре Прохоровки. То ли хотел обезумить себя алкоголем, чтоб не чувствовать смертельного ужаса, а, может, и такое: желание умереть и воскреснуть, как после той битвы – Бородинской битвы XX века.

      После запоев работал неистово, радовался жизни, как ребенок. Все ему было интересно. Страстно любил близких, родных.

      Был бригадиром, коммунистом (под Прохоровкой без комсомольского стажа и кандидатского срока приняли перед боем).

      В мирное время Ивана из партии изгнали: «брякнул» в сердцах, что за стирание граней между городом и деревней, т. е. за окончательное раскрестьянивание мужика Никиту Хрущева надо бы на базарной площади по голой заднице ремнем отстегать.

      Жил далее – не тужил. Цельный человек. Человек Земли. Без комплексов.

      Гармошку, с опаской, иногда давал на гулянку мне, далекому от его мастерства. Насовсем не отдавал. «Жену, гармонь, велосипед никому не доверяй», – его слова. Похоронен Иван на тихом кладбище родного села. Какое счастье!

      P.S.: на днях у подъезда нашего дома упал человек – лет сорока. Замертво. Ни документов, ни близких. Подошла труповозка – увезла. Куда? «В общую, безымянную могилу», – сказал участковый.

      Замерзшая в пургу голубка

      Мария Владимировна Аникина – разбольная женщина, но моложе меня, улыбчивая, тянущаяся к общению, в прошлом чуть ли не однокашница по МГУ. Окончила филфак, из которого в пятидесятые годы XX века, благодаря Аджубею и Раде Хрущевой – зятю и дочери Никиты, выделился в самостоятельное заведение наш факультет журналистики.

      Обыватели двора М. В. считают… того… с приветом… Своими откровенными донельзя рассказами о себе, с детской, наивной непосредственностью, она углубляет это впечатление.

      Оказывается, ненормальной считают ее и некоторые близкие родственники. Непостижимо! А причиной тому стала неразделенная в ранней юности любовь М. В. к парню из Средней Азии, к которому, вопреки воле матери, она безрассудно уехала на его родину. Из Москвы – в Самарканд!

      Боже! Так бы и меня СКАЧАТЬ