Жернова. 1918–1953. Виктор Мануйлов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ ему через плечо, шевелили губами. Тот, что помоложе, бормотал:

      – Сек-рет-ный со-труд-ник чрезвы… чрезвы-чай-ной ко-мис-сии по бо-рьбе с… по борьбе с контр… контр-ре-во-лю-ци-ей…

      – Ну, это ж совсем имеет дхухое дело! – восторженно воскликнул кожаный человек, возвращая Бабелю мандат. – Извини, товахищ Бабель, не ухадали. Хлядим – ты идешь, хядом с тобой какой-то тип. Очень подозхительно на охфицеха. – Спросил почти весело: – Откуда будешь?

      – Из Одессы.

      – А я из Хомеля. Давно?

      – С марта прошлого года.

      – А я с февхаля. – И, протягивая руку: – Шекльман, Хаим. Хад познакомиться.

      – Взаимно.

      – Ну вот, родственники встретимшись, – усмехнулся рыжебородый. – Свой свояка не признамши издаляка.

      Солдаты, отойдя в сторонку, принялись скручивать цигарки.

      Бабель выговаривал Шекльману:

      – Мне разрешили предъявлять уже этот мандат на самый исключительный случай. А ты солдатам… Мало ли что…

      – Извини, Исак. – И пояснил: – Пехвый хаз имею выходить на патхуль. Не хазобхался еще.

      – Ладно, замнем для ясности, как говорят у нас в Одессе.

      – В Хомеле у нас тако же ховохят.

      – Э-эй! – закричал рыжебородый кому-то. – Гляди-тко! Гляди! Что делаитси-то-ооо…

      Бабель и Шекльман оглянулись: на противоположной стороне улицы, чуть наискосок, лежал на тротуаре человек, а два других бежали по улице и тут же скрылись в подворотне.

      Шекльман сорвался с места и, неуклюже перебирая непривычными к бегу ногами, поспешил к человеку. Солдаты трусили сзади, держа винтовки в опущенной руке.

      Бабель хотел было кинуться за ними следом, но передумал: ну их, одна морока. Повернулся и пошагал в сторону Мойки, заглядывая на тумбы с объявлениями. А на тех тумбах всё списки да списки расстрелянных. Вчерашние, позавчерашние, поза-поза… и совсем свежие, сегодняшние. По десяти, двадцати и даже пятидесяти человек зараз.

      Бабель покачал головой. Ни то чтобы его огорчало, что расстреливают каких-то там князей и прочих великосветских бездельников. Нет, за них у него душа не болела. А болела у него душа, когда он видел среди других еврейские фамилии: их-то за что? Но больше всего его смущал сам факт, что каждый день расстреливают и расстреливают, что списки эти, как и расстрелы, стали привычными, мимо них идут не читая, что во главе всего этого самосуда стоят евреи, что само по себе страшно и может перешагнуть некую черту, за которой не будет ничего. Или будет что-нибудь совсем противоположное. Потому что ничто не проходит даром, без последствий для тех, кто забывает о пределе, о черте, которую нельзя переступать. Так говорил на проповедях рабби, когда Бабель был еще маленьким, зубрил Тору и молился иудейскому богу. Рабби был стар и мудр, он многое повидал и многое познал на собственном опыте.

      Но что делать? – Революция! Не рвать же на себе собственные волосы, читая расстрельные списки. Когда-нибудь это кончится. Все когда-нибудь СКАЧАТЬ