Философия поэзии, поэзия философии. Евгений Рашковский

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ дать рецептуру окончательных решений, заставляет задумываться о духовных векторах наших судеб [122].

      К самопознанию поэта: польская дворянская романтическая культура в поэтическом логосе Бориса Пастернака[123]

      Эти заметки – заметки не литературоведа, не текстолога, но историка и философа. Речь, стало быть, пойдет не об истории текстов, не об истории стилей, художественного языка или художественных форм, но об истории самопознания и самосознания. Речь пойдет об истории следов польской дворянской романтической культуры в особом поэтическом мipe зрелого Пастернака – русского, по существу, антиромантического поэта XX столетия.

      «…издали свет»

      Важнейшим герменевтическим ключом для всего дальнейшего нашего рассуждения может послужить пастернаковский перевод десятой, заключительной строфы стихотворения Юлиуша Словацкого «Мое завещание» (“Testament moj”), написанного в оригинале на исходе 1839 или в начале 1840. Перевод был осуществлен по подстрочнику в Чистополе в 1942 г., но впервые, наряду с остальными переводами из Словацкого, за исключением лишь двух – «Кулига» и «Песни Литовского легиона», – он увидел свет лишь спустя 13 лет после смерти поэта, в 1973 г.[124]

      Перевод первых девяти строф вы полнен относительно точно. Но вот к расхождению между оригиналом и переводом строфы десятой следует присмотреться особо.

      В оригинале:

      Jednak zostanie po mnie ta siła fatalna,

      Co mi żywemu nic… tylko czoło zdobi —

      Lecz po śmierci was będzie gniotła niewidzialna,

      Aż was, zjadacze chleba – w aniołów przerobi.

      У Пастернака:

      И как раз глубина моего сумасбродства,

      От которой таких натерпелся я бед,

      Скоро даст вам почувствовать ваше сиротство

      И забросит в грядущее издали свет[125].

      Этот фрагмент перевода – «завещание» не столько Словацкого, сколько самого Пастернака. Для удобства русскоязычного читателя я взял бы на себя смелость предложить (в рабочем порядки – и не более!) свой перевод этой строфы. Может быть, куда менее искусный, нежели у великого поэта, но более жесткий, «крутой» и внутренне конфликтный. И в этом смысле более близкий оригиналу:

      Я несу в себе силу таких принуждений, —

      Это стоит при жизни тоски и морщин,

      Но отродье людей, хлебоедное племя —

      Всё же выйдет когда-нибудь в Ангельский чин.

      Касаясь этого глубокого смыслового расхождения между оригиналом и переводом заключительной строфы “Testamentu”, не могу не вспомнить мысль польского поэта и переводчика стихов Пастернака Северина Полляка. Согласно Полляку, Пастернак, зная себе цену и исповедуя принцип не текстуальной и смысловой имитации, но внутренней свободы в поисках конгениального переводческого решения, всё же не мог отождествить себя с мессианско-космическими притязаниями великого польского романтика и честно последовал внутреннему логосу своего собственного СКАЧАТЬ