Божественный глагол (Пушкин, Блок, Ахматова). Виктор Есипов

Чтение книги онлайн.

      Он подошел… он жмет ей руку!., смотрят

      Его гляделки в ясные глаза!..

      Я даже выдвинулся из-за склепа…

      И вдруг… протяжно чмокает ее,

      Дает ей руку и ведет на дачу!

      Возвышенные мечтания поэта разбились вдребезги от столкновения с обыденной реальностью – и вот уже предмет недавнего поклонения поэта подвергнут его осмеянию и презрению.

      Итак, причиной глубокого разочарования в Аглае стала ее измена Пушкину с каким-то простым смертным («Клеоном» – «гусаром»). А до этой измены… Выскажем предположение, что с Аглаей Давыдовой может быть связано еще одно стихотворение, относящееся ко времени общения с нею (9 февраля 1821), отнюдь не эпиграмматического характера, а именно «Красавица перед зеркалом»:

      Поводом для такого предположения служит склонность красавицы «цветами окружать» свое чело, потому что известен портрет Аглаи Давыдовой, на котором ее прическу действительно окружают цветы[71].

      Если наше предположение верно, то можно говорить о том, что в приведенном четверостишии Аглая предстает в совершенно в другом облике, нежели в последующих стихотворениях: она мила автору, обаятельна и наделена «гордостью».

      Измена Аглаи, помимо прочего, могла быть вызвана возрастной разницей между нею и Пушкиным, о которой мы распространились чуть выше, что и вызвало его «бешенство». Но, думается, могли быть для «бешенства» и другие, более серьезные основания. Дело в том, что ситуация с Аглаей, связанное с Аглаей пушкинское негодование в какой-то степени предвосхищают историю его будущих отношений с Анной Петровной Керн. При всей несхожести двух этих красавиц, при всей несоизмеримости их места в биографии поэта, схожим является пушкинское мстительное уничижение женщины, которая раньше вызывала возвышенные чувства. В связи с Керн речь идет, конечно, о письме С. А. Соболевскому от второй половины февраля 1828 года, где он пеняет адресату, зачем, дескать, не пишешь о денежном долге, а пишешь о мадам Керн, «которую с помощью Божьей я на днях (—)» (XIV, 5). И это о той, которая еще не так давно сравнивалась с «мимолетным видением» и с «гением чистой красоты»!

      Эта циничность в случае с Керн, как и в случае с Аглаей Давыдовой, является, по нашему представлению, оборотной стороной слишком сильного любовного порыва, овладевавшего Пушкиным в период любовного увлечения. Предмет своего увлечения он возносил столь высоко, что не мог себе представить, как это возвышенное существо, именуемой женщиной, вдохновляющее его и наполняющее особым смыслом его жизнь, может любовные утехи ставить выше глубокого и сильного чувства. Такого он не смог простить ни Аглае Давыдовой, ни (позже) Керн.

      Не оправдывая и в том и в другом случае пушкинского цинизма, мы не можем не СКАЧАТЬ