Письма о русской поэзии. Григорий Амелин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ 1914). Так же доступно глазу и слуху звучит мотив цены Тайной вечери в яростном антивоенном манифесте Хлебникова 1915 года:

      Где волк воскликнул кровью:

      «Эй! Я юноши тело ем»,

      Там скажет мать: «Дала сынов я».

      Мы, старцы, рассудим, что делаем.

      Правда, что юноши стали дешевле?

      Дешевле земли, бочки воды и телеги углей?

      Ты, женщина в белом, косящая стебли,

      Мышцами смуглая, в работе наглей!

      «Мертвые юноши! Мертвые юноши!» —

      По площадям плещется стон городов.

      Не так ли разносчик сорок и дроздов?

      – Их перья на шляпу свою нашей.

      Кто книжечку издал: «Песни последних оленей»,

      Висит рядом с серебряной шкуркою зайца,

      Продетый кольцом за колени,

      Там, где сметана, мясо и яйца.

      Падают Брянские, растут у Манташева.

      Нет уже юноши, нет уже нашего

      Черноглазого короля беседы за ужином.

      Поймите, он дорог, поймите, он нужен нам! (II, 247)

      Предметом оптовой торговли народов, ведущих войну, становится молодое поколение, продолжатели рода. Идущих на пушечное мясо становится все больше, их возраст – все меньше. Чем больше павших в бою – вниз, к земле, тем выше барыши торговцев, тем значительнее котировки акций, проценты – «дроби преступные, со ста». Знак процента % точно фиксирует подлую зависимость подъема выгоды от падения юных погодков. Поэт Мандельштам ставит себя в тот ряд, куда строились его Неизвестные солдаты – «миллионы убитых задешево», он сжимает в руке затертую монету с годом выпуска – цену[24] собственного существованья:

      И в кулак зажимая истертый

      Год рожденья – с гурьбой и гуртом

      Я шепчу обескровленным ртом:

      – Я рожден в ночь с второго на третье

      Января в девяносто одном

      Ненадежном году – и столетья

      Окружают меня огнем. (III, 126)

      Наименование зверя, поедающего своих лучших детей, у Хлебникова и Мандельштама одинаковое – «волк», «Volk», народ, не берегущий свое наследие. Это чернь, пусть и представляют ее верховные правители – маразматически-мудрые старцы. В каждом погребенном, «дешевом» брянском юноше страна теряет образ Христа. Человек как пятая стихия и квинтэссенция становится дешевле остальных четырех: «Дешевле земли, бочки воды и телеги углей…».[25]

      И опять, так же, как и у Мандельштама в «Адмиралтействе» («но создал пятую свободный человек»), как у Пастернака в пушкинских варьяциях («стихия свободной стихии»), у Хлебникова заведует вольным словотворчеством поэт, по определению равный Иисусу-Логосу – тот, кто книжечку издал «Песни последних оленей». Равный среди равных в своем поколении, он «висит, продетый кольцом за колени», выставленный в витрине среди еды, – жертва вечерняя и утренняя. Все могут быть убиты, и дороги все. Но написать «Последние песни оленя» (таково первоначальное название воображаемого поэтического СКАЧАТЬ