«Товарищ Керенский»: антимонархическая революция и формирование культа «вождя народа» (март – июнь 1917 года). Борис Колоницкий

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ одна из сторон не считала министра вполне «своим» – при любой комбинации, исключающей сотрудничество умеренных социалистов и либералов, он был бы оттеснен на обочину общественной жизни. Вновь следует указать: Керенский не был вождем политической партии, он был уникальным «соглашателем» – незаменимым вдохновителем, организатором и хранителем компромисса, воплощавшегося в соглашениях и коалициях.

      Надо признать, что компромисс между даже только частью «буржуазии» и частью «демократии» удерживал страну от сползания в гражданскую войну. К октябрю же 1917 года ресурс такого соглашения уже был исчерпан и Керенский стал обречен. Философ Ф. А. Степун, вдумчивый мемуарист и исследователь революции, сторонник и сотрудник Керенского в 1917 году, довольно критично относившийся к главе последнего Временного правительства, вспоминал: «На старых позициях оставался в сущности один только Керенский. Чувствуя, что дорогая его сердцу единая, свободолюбивая, всенародная революция с каждым днем все безнадежнее распадается на две партийные, крайне фланговые контрреволюции, он продолжал настаивать на том, что единственным выходом из трагического положения все еще остается сплочение всех живых сил страны в сильном, коалиционно-надпартийном правительстве…»[331]

      Однако весной 1917 года общественный запрос на «примирителя», способного воссоздавать и поддерживать подобный компромисс, ощущался – и Керенский обладал уникальными качествами и необходимыми ресурсами, позволявшими ему решать эту непростую задачу.

      Л. Д. Троцкий объяснял «феномен Керенского» не личностью политика, а его «исторической функцией»: 13 мая в Петроградском Совете он назвал Керенского «математической точкой русского бонапартизма» (далее мы увидим, что характеристики министра как бонапартиста и даже «Бонапарта» получили немалое распространение)[332]. Формулировки Троцкого многим запомнились. Буквально те же выражения использовал и сам Керенский, отрицавший, разумеется, обвинения в бонапартизме. Описывая свою позицию в дни Московского государственного совещания, состоявшегося в августе, он впоследствии заявлял: «Временное правительство было единственным центром, объединяющим эти две России. В этом центре я был математической точкой единства»[333].

      И «слева», и «справа» Керенского упрекали в том, что он пытается «сидеть на двух стульях», Троцкий именовал его «воплощенным метанием». П. Н. Милюков впоследствии писал о запуганном двусторонними опасностями дилетанте. Характеризуя выступление Керенского на Государственном совещании, он писал: «Не государственный человек чувствовался за туманными угрозами и надутыми декларациями собственного могущества, а запуганный двусторонними опасностями, с трудом удерживающий равновесие на той математической линии, на которой эти опасности сходились»[334]. Интересно, что и Милюков, и Троцкий использовали «математические» метафоры, а за их общим СКАЧАТЬ