Один. Сто ночей с читателем. Дмитрий Быков
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Один. Сто ночей с читателем - Дмитрий Быков страница 26

СКАЧАТЬ впрочем, слукавь, солги —

      Может, вымолишь тишь да гладь!..

      Но уж если я должен платить долги,

      То зачем же при этом лгать?!

      И пускай я гроши наскребу с трудом,

      И пускай велика цена —

      Кредитор мой суровый, мой Отчий Дом,

      Я с тобой расплачусь сполна!

      И когда под грохот чужих подков

      Грянет свет роковой зари —

      Я уйду, свободный от всех долгов,

      И назад меня не зови.

      Не зови вызволять тебя из огня,

      Не зови разделить беду.

      Не зови меня!

      Не зови меня…

      Не зови —

      Я и так приду!

      Было время, когда мне это стихотворение казалось рабским. Ну, ты уже попрощался, ты сказал, что не хочешь платить долги, – что же ты «и так придёшь»? Ты физиологически, что ли, привязан к этой местности? Но я понял с годами, что речь идёт о гораздо более важном. Речь идёт о том, что наш долг не этим людям со свинцовыми глазами. Это наш долг перед нашим домом, и мы договоримся без их посредничества. Мы с ним связаны, а не с ними. Пусть они говорят про какие-то долги, пусть они нас выгоняют отсюда, но наши отношения с нашим домом – это наши отношения, и мы никому не позволим их опошлить. И мы придём, когда надо будет его вызволять, потому что это не долг в обычном государственном смысле – потому что это долг сердца, потому что это долг поэзии. Не голос крови – голос совести. Вот в этом смысле Галич мне близок особенно.

      Что ещё близко? Когда Галич начинал писать свои песни, это была, в общем, довольно невинная фронда, и он, конечно, не ждал, что реакция на эти песни будет такой жестокой. Он немножко, мне кажется, недопонял, с чем он играет, с каким огнём. И когда в 1967 году он выступал в Новосибирске, и когда потом разгромили, по сути дела, клуб «Под интегралом» за это авторское выступление (это был, по-моему, 1968 год), он не понимал – как и большинство не понимали, как и пушкинский герой, который разбудил ожившую статую, – какого монстра он разбудил. И может быть, он до конца не въехал в то, какое настало время.

      Потом, когда уже въехал, ужас начался, потому что он не мог остановиться. Он прекрасно понимал: может быть, хватит, может быть, надо переждать, – но остановиться он не мог. Может быть, это была зависимость от той самой аудитории, потому что он об этом сам сказал достаточно жестоко:

      Непричастный к искусству,

      Не допущенный в храм,

      Я пою под закуску

      И две тысячи грамм.

      Что мне пениться пеной

      У беды на краю?!

      Вы налейте по первой,

      А уж я вам спою!

      И дальше страшные слова:

      Спину вялую горбя,

      Я ж не просто хулу,

      А гражданские скорби

      Сервирую к столу!

      Надо уметь так о себе сказать: «Я гражданские скорби сервирую к столу». Комфортная фронда. Обратите внимание, эта фронда происходила на кухнях, поближе к еде, в тёплом уютном месте, но при всём при этом эта фронда была подлинной, потому что это было лучше, чем молчаливое желание соглашаться с любой гнусью.

      Тексты Галича становились всё резче, песни – всё откровеннее, и пел он их, абсолютно не считаясь ни с какими запретами, иногда СКАЧАТЬ