Кое-что о жизни в мире фантомных болей. Галина Глембоцкая

Чтение книги онлайн.

      Когда тем же вечером Гилберт поднялся в комнату к новоприбывшим, там оказался  тот самый  молодой хрупкий  человек, прилетевший   на ранчо  вместе с Таудлицем. Вблизи  он оказался  мужчиной  лет тридцати  пяти, с бледным лицом и  красивыми черными глазами.

      – Рудольф, это Мишель  Барбюсье, мой секретарь, – сказал Таудлиц, ткнув пальцем  в бледнолицего человека. – Представляете, знает десять языков.   Благодаря этому попал сюда в сельву, а не в газовую камеру. Ты слышишь, Барбюсье? – с поучительной интонацией  в голосе спросил он.

      Тот поднял на Таудлица свои глаза испуганной газели, и на какое-то мгновение в них  промелькнуло нечто похожее на  ненависть.

      – Принеси нам бутылку коньяка, того, французского,– приказал ему Таудлиц.

      Когда Барбюсье вышел, Гилберт спросил:

      – Он француз?

      – Да,  но с  изрядной  долей еврейской крови. Война застала его в Польше, где он изучал польский язык.  В результате он оказался в гетто, а потом и в концлагере. Когда  настало время  сниматься с якоря, я его вытащил из Освенцима. Сами понимаете, сейчас добраться  до Латинской Америки,  зная  только немецкий язык, сложно. Возникают всякие проблемы. Поэтому подыскал себе вот такого многоязычного секретаря. Хотя  здесь на ранчо, он мне, в общем-то,  уже и не нужен.

      – Тогда зачем он здесь? – как можно небрежнее  спросил  Гилберт.

      – Можно было бы, конечно,  от него избавиться, – с задумчивой серьезностью  произнес  Таудлиц.

      Гилберт почувствовал, что серьезность его сейчас не была напускной: в настоящее время Таудлиц  решал вопрос собственного выживания.

      – Например, где-то бросить  по дороге сюда, – продолжал рассуждать он. –  Но  он слишком много обо мне знает. Убрать его сейчас? А вдруг те, которые нас здесь  принимают,   посчитают  такое обращение  неэтичным?   Так что пускай пока живет, – наконец  великодушно  позволил он. – Тем более что и здесь ему можно найти применение. Хотя бы вот такое, – кивнул Таудлиц в сторону входящего Мишеля Барбюсье.

      – Поставь здесь, – приказал он Мишелю, а затем   с  несколько фальшивым пафосом произнес:  –  Выпьем за то, чтобы это  убежище, стало  отправным пунктом, с которого  начнется  наше освобождение, а затем и  возрождение.

      Гилберту  тост показался малопонятным, но уточнять СКАЧАТЬ