Швеция и Турция с удовлетворением наблюдали за стараниями Польши уйти из-под зависимости от России и за ее готовностью действовать вместе с ними против общего врага.
Французское правительство также высказалось очень дружелюбно, но вполне определенно в письме, адресованном своему представителю в Варшаве Оберу, а тот передал его содержание маршалкам сейма. Давняя дружба, – говорил он там, – между Францией и Польшей побуждает Его Величество относиться с самым большим интересом ко всему, что может способствовать сохранению спокойствия в Польской Речи Посполитой. Король надеется на здравый смысл польской нации, которая, занимаясь сейчас восстановлением разных ветвей государственной власти, постарается избежать всего, что могло бы ее скомпрометировать в глазах любого другого государства. Она должна осознать, что то, что веками искажалось и разрушалось, не может быть восстановлено за несколько месяцев. Она сумеет учесть все обстоятельства, требующие от нее взвешенного подхода, чтобы не подвергнуть себя опасности свести на нет даже саму надежду когда-либо возродить то устойчивое и блестящее положение, которое природа определила ей среди государств Европы.
Что же касается поборников революции, начинавших набирать силу во Франции, то они усматривали в энтузиазме и рвении, охвативших Польшу, ростки тех либеральных принципов, которые могли быть однажды перенесены из одного конца Европы в другой, – дух философии, установление царства свободы. Но расчет на это оказался ложным, так как побудительные мотивы конституционного сейма основывались на принципах, сильно отличавшихся от идей французских революционеров, хотя их иногда и сравнивали с якобинскими.
Вообще говоря, почти все правительства и все просвещенные народы с интересом наблюдали за благородными усилия поляков подняться с колен. Это был, без сомнения, блистательный момент в истории Польши, и доказательством тому была та благожелательность, с которой повсюду встречали ее посланников.
Любых хвалебных слов будет недостаточно, чтобы описать внимание и любезность по отношению ко мне со стороны двора, притом что умы едва успели немного успокоиться после недавних событий революции, которая была лишь временно приглушена введением в страну прусских войск. Было много недовольных, поддерживавших Францию, которые подчеркивали свое несогласие с «оранжистами» и вынужденно носили совсем крошечные оранжевые кокарды, так как абсолютно все, не исключая даже иностранных послов, обязаны были иметь их на своих головных уборах. Эти недовольные, которых больше всего было в Амстердаме, испытывали неприязнь к своему двору, а также к представителям Пруссии и Англии, но, несмотря на все это, ко мне одинаково хорошо относились обе стороны, СКАЧАТЬ