Циники. Бритый человек (сборник). Анатолий Мариенгоф

Чтение книги онлайн.

      – Я пришел к тебе по делу. Напиши, пожалуйста, записку, чтобы мне выдали охранную грамоту на библиотеку.

      – Для чего тебе библиотека?

      – Чтобы стирать с нее пыль.

      – Ходи в Румянцевку и стирай там.

      – Ладно… не надо.

      Сергей садится к столу и пишет записку.

      Я завожу разговор о только что подавленном в Москве восстании левых эсеров; о судьбе чернобородого семнадцатилетнего еврейского мальчика, который, чтобы «спасти честь России», бросил бомбу в немецкое посольство; о смерти Мирбаха; о желании эсеров во что бы то ни стало затеять смертоносную катавасию с Германией.

      Еще не все улеглось. Еще останавливают на окраинах автомобили и держат, согласно ленинскому приказу, «до тройной проверки»; еще опущены шлагбаумы на шоссе и вооруженные отряды рабочих жгут возле них по ночам костры.

      Чтобы раздразнить Сергея, я говорю про эсеров:

      – А знаешь, мне искренно нравятся эти «скифы» с рыжими зонтиками и в продранных калошах. Бомбы весьма романтически отягчают карманы их ватных обтрепанных салопов.

      Ольга про эсеров неплохо сказала: «они похожи на нашего Гогу – будто тоже не кончили гимназию».

      Сергей трется сухой переносицей о край письменного стола. Он вроде лохматого большого пса, о котором можно подумать, что состоит в дружбе даже с черными кошками.

      – Тут, видишь ли, не романтика, а фарс. Впрочем, в политике это одно и то же.

      Мягкими серыми хлопьями падает темнота на Театральную площадь.

      – Ихний главнокомандующий – Муравьев – третьего дня сбежал в Симбирск и оттуда соизволил ни больше ни меньше как «объявить войну Германии». Глупо, а расстреливать надо.

      Садик, скамейки, тоненькие деревца и редкие человеческие фигурки внизу завалены осенними сумерками. Будто несколько часов кряду падал теплый серый снег.

      Я упираюсь в мечтательные глаза Сергея своими – тверезыми, равнодушными, прохладными, как зеленоватая, сентябрьская, подернутая ржавчиной вода.

      Мне непереносимо хочется взбесить его, разозлить, вывести из себя.

      – Эсеры, Муравьев, немцы, война, революция – все это чепуха…

      Сергей таращит пушистые ресницы:

      – А что же не чепуха?

      – Моя любовь.

      Внизу на Театральной редкие фонари раскуривают свои папироски.

      – Предположим, что ваша социалистическая пролетарская революция кончается, а я любим…

      Среди облаков вспыхивает толстая немецкая сигара.

      – …трагический конец!.. а я?.. я купаюсь в своем счастье, плаваю по брюхо, фыркаю в розовой водичке и в полном упоении пускаю пузырики всеми местами.

      Сергей вытаскивает из портфеля бумаги:

      – Ну, брат, с тобой водиться – все равно что в крапиву с… садиться.

      И потягивается:

      – Иди домой. Мне работать надо.

СКАЧАТЬ