Козлёнок за два гроша. Григорий Канович

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ его не придумал или прячет его от смертных, чтобы они не осквернили его, не запоганили, не растратили попусту.

      Старик Эфраим вздыхает, поворачивается к Шмуле-Сендеру (тот тоже ни для какого времени не годится), ждет, когда водовоз попотчует его новостью, которую пока держит, как голубя за пазухой. Эфраим готов биться об заклад, что это дурная весть. Добрые вести о счастливом белом Берле, торгующем в Нью-Йорке самыми лучшими в мире часами, или об окончании погрома в Гомеле или Меджибоже выпархивают из-за пазухи сами. А дурную весть надо сперва остудить, чтобы она своими горящими искрами сердце не выжгла, глаза не ослепила бы.

      Что стряслось?

      Царя убили?

      Новая война с турками?

      Персы полезли?

      Японцы?

      Чума в уезде?

      Это, конечно, дурные вести, плоше и не придумаешь, но не для него, Эфраима, – царя он не заменит, в войско его не возьмут, персов и японцев он не остановит, чумы не боится, нет на свете чумы страшней, чем старость.

      Погром?

      Но Шмуле-Сендер о погромах рассказывает в первую очередь – раньше, чем о цареубийствах. Погромы могут с юга докатиться и сюда, до Литвы, до Мишкине, их родного местечка. Евреи о погромах должны знать заранее, чтобы к ним загодя приготовиться.

      Сколько раз Шмуле-Сендер, нищий Авнер и Эфраим сражались здесь, за печкой синагоги, с захватчиками-персами, наглецами-турками, погромщиками, сколько раз косили врагов израилевых и государевых самым разящим своим оружием – храброй еврейской мыслью.

      Может, Эфраим зря переполошился. Может, никаких вестей за пазухой у Шмуле-Сендера нет.

      Да нет, водовоз что-то знает.

      Знает.

      По всему видно.

      Камень графа Завадского – это только для отвода глаз. Эфраим сердцем чует. Оно его еще ни разу не подводило. По его ударам, как по буквам, Эфраим прочитывает то, что случается в других местах – в Киеве, в Вильно, в Минске.

      Сейчас сердце что-то про детей подсказывает. Только Эфраим не может взять в толк, про кого именно – четверо их, слава богу, у него: Шахна, Гирш, поскребыш Эзра и Церта.

      Он прислушивается к своему сердцебиению и, глядя на Шмуле-Сендера, шепчет имя своего среднего сына Гирша.

      Что-то с Гиршем стряслось?

      Эфраим не сомневается: первым в беду попадет Гирш. У Церты тоже беда. Но с той бедой, которая постигнет Гирша, ее беду не сравнишь.

      Уж больно Гирш строптив, уж больно зол на весь белый свет.

      Эфраим предлагал ему в каменотесы пойти: вечное ремесло и для здоровья полезное, и платят сносно. Куда там!

      – Не буду весь век на коленях ползать, как ты, – отрезал Гирш.

      На коленях ползать! Да разве он, Эфраим, ползает? Он работает. В конце концов, чтобы честно копейку заработать, не грех и поползать. Грех – перед господином, перед купцом или подрядчиком ползать. А перед работой? Дай ему, Эфраиму, только бог еще годков десять перед ней поползать!

      Хотел СКАЧАТЬ