«Упрямый отпрыск», – думал про себя Родриго.
Он ожидал возвращения Чезаре на вилле, где он жил до того, как Родриго был назначен папой: сын вот-вот должен был вернуться после утреннего осмотра папских войск – до того малочисленных и до слёз неопытных, что не смогли бы дать отпор ни одному из их врагов, готовящихся в любой момент низвергнуть семью Борджиа в пучину страшного позора. И проведя в размышлениях не один час, почти неподвижно сидя в кресле, понтифик всё-таки дождался: Чезаре вышел навстречу отцу и безмолвно поклонился, выражая тем самым отрешённость к предстоящей беседе.
– Не нужно вести себя так с нами, сын наш. Мы дали тебе достаточно времени осмыслить то, что предложили при нашей последней встрече.
Он перевёл взгляд на сына, который уселся напротив него в плетёное кресло, однако весь его внешний вид свидетельствовал о внутреннем напряжении: спина его вытянулась, взгляд был холоден, будто мыслями гонфалоньер был совсем не здесь, а где-то очень далеко…
– Лукреция! – крикнул Чезаре, с грохотом захлопывая входную дверь виллы Сфорца.
Он остановился посреди богато обставленной комнаты и стал ждать. Ждать, когда к нему спустится его сестра, но она так и не соизволила почтить своим присутствием. Он вновь позвал её, но ответа не последовало, и тогда, наплевав на приличия, мужчина стал подниматься по лестнице, ведущей к её покоям.
Обуреваемый каким-то необъяснимым раздражением, словно внутри горел всепоглощающий пожар, Чезаре ощущал всем телом, что если сейчас он не остудит пыл, то его просто разорвёт на мелкие кусочки.
Дойдя до спальни, он резко дёрнул ручку и ступил в освещённую утренним солнцем нежно-розовую комнату. Его лучи достигали и до дальней стены, где стояла высокая кровать с голубым балдахином и золотыми кисточками на концах, а среди горы кипенно-белых подушек во всём этом сказочном великолепии спала она…
Его единственная любовь, что для всего человеческого мира являлась неестественной и порочной, но только не для Чезаре Борджиа.
Лукреция спала тихо: её грудь, прикрытая полупрозрачной сорочкой, медленно вздымалась, а белокурые локоны спутались, прикрывая кругленькое миловидное личико. Чезаре навис над ней и одними пальцами убрал волосы, любуясь её маленьким курносым носиком. Затем внимание его перешло на губы: чёткие, пухлые, цвета нежнейшей розы – манящие и дурманящие. Всякий раз, когда он лицезрел Лукрецию, внешне столь невинную и хрупкую, внутри всё переворачивалось с ног на голову. Её запах, сравнимый лишь с благоуханием лилии, и красота притягивали настолько, что даже сейчас он чувствовал, как затряслись его руки, а в голове вмиг возникли всевозможные образы того, как он соприкоснётся с её безупречным естеством.
Отодвинувшись, СКАЧАТЬ