Вечер встретил девушку волной удушливой жары, от которой не спасал даже бриз налетающей со стороны моря, как и не помогала и «завеса» на летней веранде кафе, даря посетителям лишь мимолётное облегчение.
Дмитрий Савельевич Богданов всегда говорил, что если день пошёл не так, то он будет так идти до конца. Когда девушка уже допивала кофе-глясе, в кафе появился Марио. Мидзуки на пару ударов сердца понадеялась, что тот её не заметит.
– Добрый вечер, свет моего сердца, – черноволосый мужчина лет тридцати галантно припал к руке Богдановой.
– Я бы не сказала, что он такой уж добрый, – отозвалась она, вытаскивая свою ладонь из его цепкой хватки.
– А что случилось? – казалось, он не был в курсе произошедшего.
– Вот не поверю, что ты не читаешь газет? – Мидзуки очень внимательно изучала его лицо, ища что-то.
– Дорогая моя, это я читал. И признаться, что очень удивлён, увидев тебя здесь и сейчас.
– Почему удивлён?
– Потому что я подозреваю, что это твоих рук дело.
Мидзуки на миг замерла, ей показалось, что она ослышалась.
– Ты это сейчас серьёзно? – только мамино воспитание позволило удержать лицо, продолжая вежливо улыбаться.
Кимико Такеда всегда говорила дочери, что показывать чувства на людях недопустимо приличной девушке. А то, что внутри, это никого не касается.
«И как я могла влюбиться в такого? Идиотка! Дура!» – пронеслось в голове Мидзуки.
– У меня только подозрения и нет доказательств. Я один, а вас двое. Это логично…
«Всё! Хватит! А то папино наследие возьмёт верх. Руки так и чешутся стереть эту усмешку с породистого лица», – продолжая мило улыбаться уже вслух она произнесла:
– Прости, Марио. Я вспомнила, что у меня есть неотложное дело.
Мидзуки встала, с шумом отодвинув стул.
Только когда закрылась за её спиной дверь в хранилище архива, Богданова позволила себе сделать то, чего никогда не делала: ударить кулаком в стену. Физическая боль помогает от душевной, говорили в народе. Ложь.
Напряжение, в котором Мидзуки была с утра, наконец снесло все заслоны: она сползла по стенке на пол и расплакалась.
– Мрр? – чёрная мурлыка подошла и начала бодаться.
– Ой, Катерина, прости, – сквозь слёзы прошептала она, – я не принесла тебе ничего поесть.
– Мяу! – в интонации кошки было столько возмущение: какая, мол, еда, если моя хозяйка сидит и сырость разводит.
– Катерина, я думала… я хотела верить, что Марио не такой… А он, как большинство мужчин… Самовлюблённый болван… Представляешь, он считает, СКАЧАТЬ