«Чего бы я хотела?» – спрашивала себя Вейгела, просыпаясь по утрам, и неизменно натыкалась на пробудившуюся в ней кровожадность. Она бы хотела, чтобы люди, обижавшие их, ее и Модеста, умерли, чтобы те, кто повинен в эпидемии алладийской чумы, страдали в муках, чтобы советники, бросившие ее брата, были раздавлены в подземных камерах Энтика. Она не хотела выздороветь, она не хотела мира для людей, она желала лишь того, чтобы все полыхало в огне и чтобы вернулся ее царственный брат.
– Модест, как твои глаза?
– Начинаю различать цвета.
– Правда? Что видишь?
– За золотым появилось синее свечение.
Это был ее цвет. Цвет морской пучины, цвет неба в предрассветных сумерках – цвет королевского сапфира.
– Это ведь хорошо?
«Я умираю. Теперь уже точно», – подумала Вейгела с холодной отстраненностью неизлечимо больного.
Днем к ней как всегда зашла Сол. Шаги ее были осторожны, едва слышимы, – так заходят в клетку к дикому животному, и как на дикое животное она смотрела на принцессу, боясь случайно задеть ее больную, вспухшую душу. С той ссоры они больше не разговаривали. Сол не могла найти слов, чтобы извиниться за то, что в сущности была права, Вейгела же не испытывала в этом нужды. Она даже не желала смотреть на мать, но сегодня вдруг проявила редкую в эти дни любезность.
– Матушка, – позвала она и сама испугалась того, как слабо прозвучал ее голос.
– Да, моя луна, – с радостью откликнулась Сол.
– Однажды к нашему двору пожалует девушка с разномастными глазами. Не пускайте ее. От нее будет много горя.
Вейгела провела уже много дней, то впадая в забытье, то выныривая из него, и в пограничном состоянии она часто бредила.
Сол просидела дольше обычного, но к тому времени, как она, наконец, поднялась и ушла, Вейгела так и не проронила ни слова. Уставившись в потолок стеклянным взглядом, она лежала, точно кукла, недвижимая, равнодушная, совсем как живая и уже почти что мертвая. Это был тот самый случай, когда на лице еще живого человека появляется печать смерти. Вейгела достала из-под матраса кортик.
Она приняла решение.
Жизнь – это проклятие, на которое родители обрекают своих детей; это выраженная в бесконечном биологическом цикле страсть и нужда; это неразумное обременение души. Вейгела осознавала, что приближается к могиле и, стоя перед ее разинутым зевом, спрашивала себя: «Зачем?» Зачем было все это? Зачем все это еще будет? Люди рождаются и умирают, люди любят и теряют, люди стремятся и разочаровываются, и даже те из них, что становятся великими, потому что в какой-то период их рукой управляла судьба, обречены лечь в СКАЧАТЬ