Но дверью явно пользовались. Давно и не слишком часто, однако все чего-то ждали. Все то ли на что-то надеялись, то ли смотрели, просто потому что смотреть больше было не на что.
Возле голого торчавшего под небом бесстыдства одиноко стояла некая бесцветная личность. Она подпирала косяк, сложа руки, со скучающим видом созерцая то унылое пустое пространство поверх скопления голов, которое единственно представляло для нее видимый интерес. Вниз субъект старался не смотреть. Было невооруженным взглядом видно, что стоял он тут не просто так, и время от времени, как бы утомясь, подаваясь вперед и приникая задом к стертому деревянному углу, он соответствовал пределу своей компетенции. Терпеливое выражение не сходило с его лица.
Скучающее внимание было вновь сокрушено спорадическим периферийным шевелением. Шевеление вылилось в новый приступ кашля и душевного брожения; здесь держали ладони под мышками, молчали либо невнятно бубнили – всё вместе это сильно напоминало преддверие дня открытых дверей. День шел к закату.
Зависнув, пара какой-то необыкновенно крупной особи черной мухи мрачно озирала окрестности, высматривая, к чему бы прислониться. Насколько хватало глаз, головы тянулись до горизонта. Деревья за ними уже не просматривались.
Появившийся на пригорке силуэт вновь прибывшего внезапно встал, как бы неприятно пораженный зрелищем, представшим его взору. Он разглядывал собравшихся, как разглядывают очередь в жуткую рань, будучи уверенным, что должен был стоять первым. Он чесал в затылке, с силой хлопал о землю головным убором и часто открывал и закрывал рот, как бы вслух отмечая тщетность лучших устремлений. Даже на расстоянии было видно, что очередь в нужник превзошла все его представления о возможном.
Дальше торчала пара вросших в землю камней. Исполинские куски гранита, запутавшиеся в деревьях, накрывал третий, плоский и многотонный. За ними стояло несколько других трилитов. Хоругви были тоже.
Кто-то сосредоточенно хлопал в ладоши, к чему-то прислушивался, ожесточенно сплевывал промеж ладоней, шептал, хлопал еще раз и снова к чему-то прислушивался. Кто-то с неподдельной тревогой – достаточно ли хорошо предмет заметен на общем фоне? – двумя пальцами поправлял на животе некое странное перекрестье на стальной цепи. Аналогичные предметы поправлялись и дальше на больших животах, поясах, руках и грудях, и только бегающие влажные зрачки, сопровождавшие вещицу в ее эволюциях, оставались одними и теми же, полными отражений дверей и требовательной любви.
Кто-то сосредоточенно изучал, поддерживая обеими руками СКАЧАТЬ