Точь-в-точь как выглаженный пионерский галстук двенадцатилетнего ставропольского школьника Миши Горбачева – темно-красный!
Как и партбилет, который Гейдар Алиев с ненавистью отшвырнул посреди Москвы – кроваво-красный!
Глава четвертая
…Он также вспомнил, что аналогичная история о красном цвете ему встречалась еще в книге Генриха Бёлля. Его матери очень нравилась повесть «Хлеб ранних лет», написанная с истинно немецкой честностью; она не знала немецкого языка и читала произведение на русском. После того, как подрос, он пару раз перечитал любимую повесть своей матери; точнее, он перечитал ее трижды: дважды на русском и один раз на азербайджанском, в переводе Акрама Айлисли…
«Хлеб ранних лет» – да, хороший перевод. Русский вариант тоже был хорош; на обоих языках он прочел на одном дыхании, выпил залпом произведение, от искренности которого на глаза наворачивались слезы.
Глубоко вздохнув, он подумал, что все, все, все в те годы было лучше – и книги, и писатели, и переводчики.
Тогда все было иначе, все было хорошо, к тому же очень хорошо – было чистым и прозрачным, как вода!
Теперь и город, и улица, и книга и даже вода стали седьмой водой на киселе, весь вкус пропал. Вот была бы возможность напоить этой водой тех, кто ее во все подливает; заставить режиссеров смотреть до полного изнеможения их бездарные передачи; принудить писателей, издающих по дюжине книг в год, в наказание читать свою же писанину от корки до корки.
Нет, нынешнее время нельзя сравнивать с минувшим; эти годы, которые он приговорен был прожить, и терпел как пожизненное наказание, были совсем непохожи на минувшие.
Те годы, которые простирались на том конце жизни как зеленый остров посреди моря разлуки, были иными, совершенно иными!
И воздух тех лет был другим, и запахи, и вкусы; даже мороженое было совсем другим.
Но почему, почему, почему?! – ответа на это у него не было, точнее, он знал только то, что тогда все было гораздо лучше, вот и все дела!
Если честно, каждый месяц, каждый день тех лет был наполнен матерью, и он тосковал по ней, которая жила в его воспоминаниях и подобно матери Назыма Хикмета, говорила по-французски.
Да, каждая заря начиналась с матерью, каждый закат угасал с матерью, и ей-богу, все те дни, проведенные с матерью, были хорошими – все, все!
– Дни прошедшие верните мне…
Господи, как пламенно и страстно звал те минувшие дни Акиф Исламзаде, чей божественный голос тоже остался в прошлом!
– Дни прошедшие верните мне, я отдам грядущие без сожаления…
Отдал бы, конечно, отдал бы! А что бедному еще оставалось?!
Божественный голос, который был смыслом его жизни, СКАЧАТЬ