На ножах. Николай Лесков

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ могла я выдать? Я могла выдать только одно, что они дуры, но это и без того всем известно; а она, благодаря тебе, выдала мою тайну – прислала мужу мои собственноручные письма к тебе, против которых мне, разумеется, говорить было нечего, а осталось или гордо удалиться, или… смириться и взяться за неветшающее женское орудие – за слезы и моления. Обстоятельства уничтожили меня вконец, а у меня уж слишком много было проставлено на одну карту, чтобы принять ее с кона, и я не постояла за свою гордость: я приносила раскаяние, я плакала, я молила… и я, проклиная тебя, была уже не женой, а одалиской для человека, которого не могла терпеть. Всем этим я обязана тебе!

      Бодростина хлебнула глоток вина и замолчала.

      – Но, Глафира, ведь я же во всем этом не виноват! – сказал смущенный Горданов.

      – Нет, ты виноват; мужчина, который не умеет сберечь тайны вверившейся ему женщины, всегда виноват и не имеет оправданий…

      – У меня украли твои письма.

      – Это все равно, зачем ты дурно их берег? но все это уже относится к архивной пыли прошлого, печально то лишь, что все, что было так легко холодной и нелюбящей жене, то оказалось невозможным для самой страстной одалиски: фонды мои стоят плохо и мне грозит беда.

      – Какая?

      – Большая и неожиданная! Человек, когда слишком заживется на свете, становится глуп…

      – Я слушаю, – промолвил глухо Горданов.

      – Мой муж, в его семьдесят четыре года, стал легкомыслен, как ребенок… он стал страшно самоуверен, он кидается во все стороны, рискует, аферирует, не слушает никого и слушает всех… Его окружают разные люди, из которых, положим, иные мне преданы, но у других я преданности себе найти не могу.

      – Почему?

      – Потому что для них выгоднее быть мне не преданными, таковы здесь Ропшин и Кюлевейн.

      – Что это за птицы? – спросил Горданов, поправив назад рукава: это была его привычка, когда он терял спокойствие.

      От Бодростиной не укрылось это движение.

      – Ропшин… это белокурый чухонец, юноша доброго сердца и небольшой головы, он служит у моего мужа секретарем и находится у всех благотворительных дам в амишках.

      – И у тебя?

      – Быть может; а Кюлевейн, это… кавалерист, родной племянник моего мужа, – оратор, агроном и мот, приехавший сюда подсиживать дядюшкину кончину; и вот тебе мое положение: или я все могу потерять так, или я все могу потерять иначе.

      – Это в том случае, если твой муж заживется, – проговорил Горданов, рассматривая внимательно пробку.

      Бодростина отвечала ему пристальным взглядом и молчанием.

      – Да, – решил он через минуту, – ты должна получить все… все, что должно по закону, и все, что можно в обход закону. Тут надо действовать.

      – Ты сюда и призван совсем не для того, чтобы спать или развивать в висленевской Гефсимании твои примирительные СКАЧАТЬ