На ножах. Николай Лесков

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Татьяна, сказать, что «прежде лучше я была и вас, Онегин, я любила».

      – Тебе нет равной и теперь.

      – А затем мне, знаешь, что надобно сделать?.. Повернуться и уйти, сказав тебе прощайте, или… даже не сказав тебе и этого.

      – Но ты, разумеется, так не поступишь, Глафира?

      Она покачала головой и проговорила:

      – Ах, Павел, Павел, какой ты гнусный человек!

      – Брани меня, как хочешь, но одного прошу: позволь мне прежде всего рассказать тебе?..

      – Зачем?.. Ты только будешь лгать и сделаешься жалок мне и гадок, а я совсем не желаю ни плакать о тебе, как было в старину, ни брезговать тобой, как было после, – отвесила с гримасой Бодростина и, вынув из бокового кармана своей курточки черепаховый портсигар с серебряною отделкой, достала пахитоску и, отбросив ногой в сторону кресло, прыгнула и полулегла на диван.

      Горданов подвел ей под локоть подушку. Бодростина приняла эту услугу безо всякой благодарности и, не глядя на него, сказала:

      – Подай мне огня!

      Глафира Васильевна зажгла пахитоску и откинулась на подушку.

      – Что ты смеешься? – спросила она сухо.

      – Я думаю: какой бы это был суд, где женщины были бы судьями? Ты осуждаешь меня, не позволяя мне даже объясниться.

      – Да; объясняться, – это давняя мужская специальность, но она уже нам надоела. В чем ты можешь объясниться? В чем ты мне не ясен? Я знаю все, что говорится в ваших объяснениях. Ваш мудрый пол довольно глуп: вы очень любите разнообразие; но сами все до утомительности однообразны.

      Она подняла вверх руку с дымящеюся пахитоской, и продекламировала:

      Кто устоит против разлуки, —

      Соблазна новой красоты,

      Против бездействия и скуки,

      И своенравия мечты?

      – Не так ли?

      – Вовсе нет.

      – О, тогда еще хуже!.. Резоны, доводы, примеры и пара фактов из подвигов каких-то дивных, всепрощавших женщин, для которых ваша память служит синодиком, когда настанет покаянное время… все это скучно, и не нужно, Павел Николаич.

      – Да ты позволь же говорить! Быть может, я и сам хочу говорить с тобой совсем не о чувствах, а…

      – О принципах… Ах, пощади и себя, и меня от этого шарлатанства! Оставим это донашивать нашим горничным и лакеям. Я пришла к тебе совсем не для того, чтоб укорять тебя в изменах; я не из тех, которые рыдают от отставок, ты мне чужой…

      – Позволь тебе немножко не поверить?

      Бодростина тихонько перегнула голову и, взглянув через плечо, сказала серьезно:

      – А ты еще до сих пор в этом сомневался.

      – Признаюсь тебе, и нынче сомневаюсь.

      – Скажите, Бога ради! А я думала всегда, что ты гораздо умнее! Пожалуйста же вперед не сомневайся. Возьми-ка вот и погаси мою пахитосу, чтоб она не дымила, и перестанем говорить о том, о чем уже давно пора позабыть.

      Горданов СКАЧАТЬ