Потом неугомонный журналист потащил Ваню проверять подвалы общежития Союза Художников, и они полчаса ждали коменданта, а потом еще два часа рыскали там, как волки. Ваня не совсем понимал, для чего они вообще полезли в эти подвалы. Ильф туманно ссылался на своего соавтора, Женю Петрова, и Приблудный с ужасом думал, чего этот тип мог еще насоветовать.
«Дорогой Учитель, это абсолютно невыносимо! Я держусь только ради тебя. На рынке мы видели…», – Приблудный снова куснул карандаш и украдкой взглянул на приятеля-журналиста. Тот возился со своим фотоаппаратом и не обращал на Ваньку никакого внимания.
«… пропавшего брата. Я сразу его заметил. »
Приблудный принялся торопливо описывать, как он приметил среди ташкентцев некоего подозрительного мужчину: рыжего, лысоватого и явно одетого с чужого плеча».
«Это был Миша – все описания совпадали в точности. Ильф очень обрадовался…»
Да, он был очень счастлив, и протянул руки, чтобы обнять брата; но тут глаза Михаила Файнзильберга изумленно расширились, он прошептал «Упырь!», столкнул Ильфа на тротуар и с дикими воплями умчался в сторону частного сектора.
«Мы с Ильфом смеялись так, что едва не свалились в арык».
Приблудный перечитал последнюю строчку, посмотрел на спокойное и сосредоточенное лицо своего приятеля, вспомнил, что Учитель просил писать с фотографической точностью и исправил «мы» на «я».
Ильф не смеялся. Он смотрел на брата остановившимся взглядом, как в «Ревизоре», и это тоже…
«…выглядело ужасно смешно, Учитель. Но Ильф, похоже, обиделся».
Ну, в смысле, первый час, когда они расспрашивали торговцев на рынке, он ходил какой-то пришибленный, и даже попытался завести разговор на тему «что делать, если у тебя не брат, а свинья». Приблудный не смог поддержать беседу, потому что начал дико хохотать.
Но Ильф, очевидно, считал, что брат должен был обнимать его, рыдая от счастья. Его взгляд стал холодным и острым; оставшиеся пол дня журналист держался отстраненно, и чуть что принимался ехидничать.
Ваня не считал это трагедией. В конце концов, в Москве Ильф тоже был холоден и не пускал «дальше прихожей», это в Ташкенте он с чего-то расчувствовался.
– Пойдемте, Ванюша, – Ильф аккуратно убрал фотоаппарат в чехол. – Впрочем, если вам нужно время… – журналист, очевидно, решил, что Ваня опять сочиняет стихи.
Приблудный торопливо завернул карандаш в письмо и сунул получившуюся конструкцию в нагрудный карман рубашки:
– Напомните, куда мы идем.
– На почту, – любезно сообщил Ильф. – Петров, наверно, уже долетел.
Приблудный схватился за голову: ему ужасно не хотелось возвращаться на почту. Ему хотелось есть, пить, спать и в тень. Но Ильф был неумолим. Он считал совершенно необходимым проверить, СКАЧАТЬ