– Саша, ты?
– Я, а кто же еще? Хотя надо глянуть в зеркало, чтобы убедиться…
Волхин догадался – «старлей» накануне нещадно пил. Отвык у себя на озере от московских-то порций…
– Вечер с боевыми товарищами равен удару тяжеловеса по печени? – пошутил он, хотя на собственных губах – горечь. Мог бы Львов пить с ним, а не с какими-то приятелями. Или лучше бы к дочери заехал-зашел, вместо того, чтобы по ночам колобродить.
– К Свете-то заедь, – не дождавшись ответа, напомнил он.
– Извини, Иваныч, не успею. Отбываю. Я твою посылку своему бойцу передал, он завезет и не забудет. Он у меня надежнее немецкого фельдегеря.
«При чем тут немцы, при чем тут егеря! Мало на мою голову одного немца, так ты даже простую просьбу не выполнил… Попробовал бы у меня в отряде забухать»! – резко взвинтился Виктор.
Все вокруг, все в дурацком человеческом мире происходит теперь само собой, без его участия – на Украине русские воюют дурацкую войну, хотя по уму, по его разумению, давно, еще при Советской власти, обязаны были прихлопнуть бандеровскую гадину; дочь живет свою жизнь с маслом по сотне за сто грамм, с танцами; чертов пес-немец – не желает подчиняться и смотрит новости о войне; и даже Сириус отказывается соблюдать привычный миропорядок. Весь вселенский хаос обрушился на виски Волохова, и он ощутил себя дряхлым трехмерным Человеком, испытал на себе всю тяжесть истинного стариковства.
– Иваныч, ты что там засопел в трубку? Не молчи, дай позывной посредством голоса. Огорчился? Прости. Незачем я Светке несвежий и пустой. Сам посуди. Не на курорт еду, надо быть пустым и злым. Ты же знаешь…
Волхин облокотился на качкое перильце, ограждающее террасу. Подумалось, что надо укрепить, и такое практическое соображение успокоило секундное смятение души и кровообращения.
– Злым, пустым, – ответил он, – А то мы здесь все полные и добрые… Простую просьбу… Ладно, бог с тобой, она тебе не сестра и не дочь, в конце концов. Я с другим. Скажи своему фрицу пару ласковых, а то не ест, не пьет. Развел тут тоску по хозяину. Нет чтобы женщина по тебе тосковала, Саша, а то собака… Я ей сейчас трубку дам, убеди уж, будь ласков…
– Вот как… Каждому свое, Иваныч. Вот победим чертей, там пусть и женщины поплачут, потоскуют. А мне пока и пса моего довольно. Чем ты его… расстроил?
– Вот еще, расстроил… Это он меня расстроил. Так что, будешь с ним говорить?
– Валяй, Иваныч. С похмелья только с Шароном и разговаривать. Ты еще спеть с ним предложи…
– Ты, Саша, не дерзи мне, еще молод. Что-то все взяли за моду меня жизни учить. Даже твой немец свои порядки наводит. Телевизор сам смотрит, программы переключает. А жрать – так нет. Голодовку объявил, упрямец. Беспредел.
– Ах, вот что! Ну, Виктор Иваныч, давай мне этого иждивенца. Сейчас пару ласковых от меня услышит…
Волхин СКАЧАТЬ