– Ты как, проездом, или меня навестить?
– Ты налей с дороги, Виктор Иваныч. Налей – и поговорим, – откликнулся Львов, дав понять, что разговор предполагается нешуточный.
– Ну так, рассказывай, – усевшись в доме, спиной к камину, снова предложил Волхин. На столе из мореного дуба уже теснились друг к дружке две рюмки, наполненные до краев самогоном. Тарелку с солеными огурчиками-помидорчиками дополнила широкая разделочная доска, на которой выложено сало, буженина, крепкие зубцы свежего чеснока.
Шарон уселся у стола и собрался слушать, о чем люди будут беседовать. Он то и дело поглядывал на Волхина. В карих диких глазах существа Виктору Иванычу померещилось странное, почти человеческое любопытство. Заинтересованность.
– За встречу! – поднял рюмку Львов и глотком опустошил ее содержимое в себя. Волхин задержался, наблюдая, как скатится ледяная жидкость по пищеводу в желудок. Пес следил за его замершей рукой.
– Пей, Иваныч. И надо тебе камин почистить, а то коптит…
– Посмотри, почисть. Ты за этим приехал?
– Я – за ленту, Иваныч. Все, не могу больше тут маяться. Ночь у тебя, если не прогонишь, а с утра в путь. И выпей уже, а то водка испарится. За нашу победу…
Волхин очнулся и выпил. До него очень неспешно дошли слова гостя. Так же неспешно, как тепло от холода спирта расходится по сосудам тела. Так, как капля глицерина, упавшая в воду опускается на дно. Наконец, он переспросил:
– Туда? Воевать?
Львов кивком подтвердил и налил обоим.
– Погоди, куда бежишь? Закусим. И что это значит, за ленту? Это что, забег легкоатлетов? Тоже, выдумали. И кем? Под чье начало? Нынешним генералам наш майор-»афганец» сапог бы не доверил чистить. Да что майор – капитан! Нет, нечего там голову класть, пока тут, – он указал куда-то наверх, – одна корысть в головах. Слово «корысть» он произнес с ударением на первый слог.
К тому же ты здесь всех так «любишь», кроме пса, что поубивать готов… Сам же говорил!
Львов усмехнулся.
Волхин продолжил бы переубеждать «старлея». Но – вспомнил о дочери. Сколько раз он старался отговорить ее выйти замуж за последнего ее ветрогона! На гладкой морде же написано, что ходок и сволочь отменная. Артист больших и малых… Академических… Нет, выскочила. «В Москве, папа, жить должно быть интересно. Тут свое минное поле. Ты по своим полям находился – теперь мне не мешай». Он и не мешает. Только как можно сравнивать – его государство на те поля направило, а тут – по своей воле, и за свой интерес. Тоже мне, за артистом замужем побывать… Счастья – полная горница. Предлагал ей хоть Катеньку взять к себе, так нет. «Сначала компьютером обзаведись, а потом ребенка приглашай. Что ей в твоем мезозое делать»? Слово это, «мезозой», обидело. Прямо заноза в сердце.
СКАЧАТЬ